Элемента.L
Шрифт:
Было слышно, как бубнит телевизор, обрывки новостей мелькали на Экране памяти, превращаясь в беспорядочный репортаж о несвязанных межу собой событиях. Дэн предпринял вторую попытку выйти в довольно узкий коридор. Молчавший все это время Арсений, едва поспевая за стремительно удалявшемся вглубь Дэном, наконец, не выдержал и спросил:
– Это был Шейн?
Дэн утвердительно кивнул.
– Я знаю об этом не больше, чем ты. И, наверно, не меньше чем ты потрясен, - наконец сказал он.
– Я не особо потрясен. Но насколько я понял, это и был пропавший паспорт?
– Видимо, да, - подал плечами Дэн, - И я ума не приложу зачем он мог понадобиться
– А он хорош!
– сказал Арсений, - На два фронта работает.
– Если не на три, - ответил Дэн, - мне говорит одно, Екатерине другое, а сам судя по всему работает на кого-то еще. Если только не на себя.
– А сейчас мы куда идем?
– спросил Арсений.
– Лет на десять назад. У бабки здесь как в аптеке. Все строго по полочкам, по датам, по годам. Никогда раньше не видел такого порядка, - ответил Дэн.
– Что нас интересует?
– Драгоценности.
– Шутишь?
– удивился Семен.
– Отнюдь. Бабка эта, ее, кстати, Вера Павловна зовут. Так вот она любительница и собирать всякие сплетни и распускать. Когда-то они с моей Купчихой жили вместе в другом Доме Престарелых, в Дубровке. Там в Дубровке про семью Купцовых много интересного рассказывали. И Волошинская узнала, что есть у Купцовой какое-то ожерелье заговоренное и решила его толи спереть, как тот паспорт, толи просто посмотреть, как она говорит. Только Купцова ее видимо застала, с той поры они вроде как в контрах.
– А что за ожерелье?
– уточнил Семен.
– Сень, если бы я знал, то не тащился бы сейчас в такую даль. Хотя Волошинская сказала, что оно вроде как стеклянное, а не драгоценное вовсе.
– Любопытно, - почесал подбородок Семен.
– Вот и мне. Потому и идем. Не уверен, что получиться открыть такие старые двери, но бывает везет.
– Но они же стеклянные, - заметил Арсений, оглядываясь по сторонам, - Главное, найти нужные, а если заперто - разобьем. Где наша не пропадала.
– Будет потом бабка кошмарами мучиться, - предупредил его Дэн.
– Да эта пусть помучается, ей полезно, - усмехнулся Арсений.
Скованный запретами, втолкованными ему школьными учителями, Дэн всегда удивлялся насколько шире мыслит Арсений, не знакомый с правилами поведения во внутреннем пространстве памяти.
– Стой! Мы куда-то слишком далеко зашли. Это уже почти двадцать первый век, - сказал Арсений, показывая на дверь с цифрой 1999.
– Странно!
– удивился Дэн, заглядывая в мутное стекло, - Но это Дом Престарелых. Не могла бабка в этом году в доме престарелых быть. Она ж еще даже на пенсию не вышла.
Он дернул за ручку и дверь неожиданно легко поддалась.
– Класс!
– присвистнул Арсений и как обычно, пошел первым.
В маленьком кабинете чисто и уютно, но окрашенные почти до самого потолка мрачной синей краской стены неизменно выдают казенное больничное помещение. В белом халате за стандартными письменным столом с аккуратно разложенным на нем бумагами сидит Волошинская. Такая же как сейчас, только в строгих роговых очках. Дверь в кабинет открылась, и Арсений ткнул Дэна, показывая на табличку "Директор", что была прикреплена к двери снаружи. А Дэн показывал Арсению на человека, который только что вошел, потому что это был Шейн. Такой же как всегда подтянутый с идеально уложенными волосами, только лет на двадцать моложе, чем сейчас.
– Раис Михална, - обратился он к Волошинской, - на сегодня все готово. Ждем вас через час. Не передумали?
Она сняла очки, прикрыв на пару секунд глаза, и не глядя на Шейна, ответила, вздохнув:
– Не передумала, Аркадий Виленович, не передумала. Жаль, что не тридцать лет назад это произошло. В шестьдесят
– У каждого возраста есть свои преимущества, но я бы ни за что не дал вам столько. Максимум 48, - улыбнулся ей Шейн.
– Все шутите?
– снова одевая очки и теперь поднимая на него глаза сказала женщина, тоже слегка улыбнувшись.
– Абсолютно серьезно, - ответил он и положил перед ней жестяную коробочку с крышкой, - Одну лучше принять сейчас. Еще одну перед самой процедурой. Не запивать, рассасывать до полного растворения.
Он сопроводил свою речь строгим помахиванием указательным пальцем.
– Хорошо. Все запомнила. Сделаю, - покачала она головой в ответ.
– Ну, до встречи через час, - сказал он и вышел.
Арсений разглядывал разложенные на столе документы. Дэн осматривал содержимое застекленных шкафов. Вера Павловна или Раиса Михайловна, как ее назвал Шейн, достала из коробочки завёрнутый в красную фольгу кубик, развернула. Для таблетки он был слишком большой и квадратный, для конфеты слишком маленький и белый. Задумавшись всего на секунду, она отправила его в рот и сморщилась. Смяла фантик и выбросила в ведро. Потом снова сняла очки, положила их в футляр, лежавший тут же на столе и, закрыв рукой глаза, заплакала. Вернее, Дэн думал, что она заплакала, когда увидел со спины ее содрогающиеся плечи и услышал характерные всхлипывающие звуки. Он смотрел в окно на двор, заканчивающийся неприметной кованой оградой, на укрытые еще зеленой, но уже уставшей листвой деревья. "Позднее лето, а может ранняя осень" - подумал он и только потом повернулся к Арсению, который, показывая на эту женщину в белом халате, крутил у виска пальцем. Нет, она не плакала, она смеялась! Подняв вверх голову и открыв рот, отчего ее выразительное "Ха! Ха! Ха!" звучало особенно четко. Конец этой истерики был предопределен. Нельзя смеяться с полным ртом! Она подавилась таблеткой, закашлялась и ей пришлось выпить целый стакан воды, чтобы успокоить мучительный кашель. Оказывать первую помощь не пришлось, хотя Дэн, повинуясь инстинктам, чуть было не бросился ей помогать. Его вовремя остановил Арсений, и не дожидаясь пока она откашляется, отчихается и вытрет невольно выступившие слезы, они ретировались в коридор.
– Ты что-нибудь понимаешь?
– спросил Дэн Арсения.
– Только то, что Шейн ее знал раньше, когда ее звали какой-то Раисой, а не Верой, - ответил он, - И ни слова про драгоценности!
Дэн еще раз посмотрел на только что закрытую дверь. Табличка по-прежнему гласила "1999 год. Дом престарелых".
– Возвращаемся, - сказал Дэн.
Найти среди тысяч воспоминаний нужное, к тому же доступное, задача практически не выполнимая. Поэтому Дэн ни на что не надеялся, проходя мимо многочисленных одинаковых дверей. Но Арсений не был таким пессимистом и упрямо заглядывал сквозь стекло в каждую дверь.
– Дэн!
– крикнул он стремительно удалявшемуся другу, - Дэн!
И отчаянно замахал рукой, чтобы тот вернулся.
– Смотри, это случайно не твоя бабка?
– показывал Семен в стекло.
– Купчиха?
– удивился Дэн, присматриваюсь, - Вроде она. И Волошинская с ней, - Черт! Заперто!
Дэн дергал изо всех сил, но дверь не поддавалась.
– А здесь открыто, - потянул его Арсений в соседнюю дверь, - Они же рядом. Вдруг связаны?
И исчез.
– О, папенька у меня был человеком продуманным, - сказала Евдокия Николаевна, сидящим за столом двум старушкам и деду, - Он всем своим дочкам имена так давал, чтобы они с одной буквы начинались. Вот и были мы у него Екатерина, Елизавета, да Евдокия.