Элемента.N

Лабрус Елена

— Анна, — представил Альберт Борисович Еву Феликсу и не добавил про родственницу.

Феликс кивнул, Ева улыбнулась. Забавно, что он её не узнал. То, что она в этом теле он знал только теоретически, от Эммы, поэтому не удивительно, что он не понял.

— Анна!? – не дала возможности Еве больше думать про Феликса его мать. — Но этого же не может быть.

— Почему не может? – строил из себя дурачка Альберт Борисович, и Ева догадывалась, что он вёл какую-то игру, намеренно пригласив Клару, намеренно не называя Еву родственницей.

—

Потому что она умерла. Двадцать лет назад.

Глава 28. Клара

На подиуме они остались втроём – Ева, вернее Анна Гард, её муж и Клара, мать Феликса. Ева больше не видела отца Феликса, он ушёл с родителями Анны. Извинившись, спустился в зал и сам Феликс, отыскивая глазами знакомые лица. И только Клара всё продолжала пялиться на Еву, не веря собственным глазам.

— Анна, — обратился Альберт Борисович к Еве, понимая, что Ева не должна знать эту гостью. — Это Кларисса Ранк. Подруга моей жены.

— Очень приятно, — улыбнулась Ева, не зная, как ей себя вести и снова машинально поправила длинные волосы, которые липли к шее – в зале становилось жарко.

И от этого её жеста глаза Клары, которые она и так с неё не сводила, округлились ещё больше.

— Дорогая моя, он может как угодно представлять тебя своим гостям, — обратилась она к Еве и подошла к ней так близко, что Ева видела каждую тщательно маскируемую гримом морщинку на её лице. — Но я точно знаю, что это ты. Не знаю каким чудом воскресшая через двадцать лет, но всё же воскресшая. И я требую объяснений!

Она не повысила голоса, не отвернулась, не отвела глаза – она сверлила Еву своим тяжёлым взглядом в упор, но Еву не парализовало этим взглядом. «Она требует!» — анализировал услышанные слова Евин мозг.

— Она имеет право требовать? – не обращая внимания на нависшую над ней женщину, обратилась Ева к мужу Анны Гард.

— Тебе видней, — мягко улыбнулся он.

Но тело Анны не помнило её, а Ева видела перед собой только мать Феликса – красивую, ухоженную, подтянутую, но уже немолодую женщину со сложным характером.

— Простите, Клара, — отстранилась Ева. — Но я всего лишь похожа на его жену. И в тот момент, когда Клара гаденько улыбнулась ей в ответ, давая понять, что сейчас она не будет настаивать на правде, но всё же не поверила ни единому её слову, Евин мозг выдал странную скороговорку: Лара у Лавра украла лекало, а Лавр у Лары украл портрет.

— Лара, — словно услышал Альберт Борисович имя из скороговорки в голове у Евы, и невозмутимо обратился к гостье, — Озеро зимой превращается в сказочный каток, если есть желание…

— Да, да, я видела пометку в приглашении, — перебила его Клара-Лара. — С удовольствием воспользуюсь выпавшей возможностью покататься.

И с невозмутимым лицом спустилась в зал, не удостоив Еву даже мимолётным взглядом на прощанье.

— Ал, что это было? – спросила Ева тихо, когда гостья удалилась.

— Я надеялся,

что ты вспомнишь больше, — так же тихо ответил Альберт Борисович, наклонившись почти к самому её уху.

— Больше, чем «Лара у Лавра»? – поинтересовалась Ева.

— Ты вспомнила про лекало? – обрадовался он.

— И, кажется, про портрет, — улыбнулась ему Ева чуть более чувственно, чем хотела и едва не пожалела об этом.

— Я знал, милая, что пригласил её не зря, — обжёг он её своим горячим дыханием. И от слова «милая» у Евы аж свело скулы, но она ничего не ответила. «Наверно, после твоей смерти, он нарисует твой портрет и повесит его в этом доме», — услышала она в голове злой голос Клары. И увидела чернильно-синее море и острые скалы, о которые оно билось в лучах заходящего солнца.

— Что висело раньше на той стене вместо портрета вашей жены? – спросила она хозяина дома.

— Закат над морем, — ответил мужчина незамедлительно и посмотрел на неё изучающе.

— Где она сейчас? – спросила Ева про картину, чувствуя, что он её прекрасно понимает.

— У меня в комнате, — и он показал рукой наверх.

— Я должна её увидеть, — сказала Ева не терпящим возражения тоном.

«Его комната» была спальней. С огромной кроватью у стены и той самой картиной, что возникла в Евиной памяти. Там была ещё какая-то мебель, но сердце её ёкнуло именно при виде кровати и остальное она просто не заметила. Она погладила рукой край покрывала, прежде чем сесть, и даже не заметила, как переменился при этом в лице хозяин спальни. Не заметила она и тёмно-лиловых обоев, просто отметив, что в этой комнате мало что изменилось, и усевшись на край кровати уставилась на картину, что висела на стене как раз напротив неё.

… Укол. Было больно, но скорее неожиданно. Лара, её Ларка, с которой они дружили со школьной скамьи, воткнула ей в плечо шприц прямо через рукав. Она не понимала, что происходит и просто схватилась за место укола, а потом только увидела её лицо. Спокойное и ничего не выражающее лицо.

— Прости, но я получила приказ, — ответила Кларисса на её невысказанный вопрос, притягивая к себе и застёгивая на ней пояс с большой медной пряжкой.

— Ларис, я не понимаю, — она заглядывала в её равнодушное лицо, надеясь получить ответы. — Это решение Ордена? И почему ты? И что всё это значит?

— Это решение Совета. И потому, что это моя работа, — она пыталась оставаться безучастной, но у неё не получилось. — Зачем ты полезла туда со своими догадками? Зачем добивалась разрешения получить доступ к архивам?

— Но это нужно мне было по работе, — она недоумевающе смотрела на предмет на своей талии. — Что это?

— Это единственное, что я могу сделать для тебя. Для тебя и для него, — и лицо рыжеволосой девушки дёрнулось, искажаясь гримасой боли. — Я не знаю, как он переживёт твою смерть. Он всегда любил тебя больше жизни. Тебя одну.