Элемента.N

Лабрус Елена

— Я… Святая Либертина! Лара, умоляю тебя, не делай этого! Я не понимаю за что я должна умереть, но дай мне время хотя бы попрощаться с сыном! – от воспоминания о сыне на глаза стали наворачиваться слёзы, но она их сдерживала, надеясь уговорить подругу.

— Послушай меня, у тебя больше нет времени. Возьми это, — и она протянула свёрнутый клочок обычной бумаги. — Когда придёт Ангел просто отдай ей это и всё.

— Но это…, — она развернула бумажку, на ней красивым ровным почерком было написано её имя «Анна Алексеевна Гард-Иконникова». — Это что мой приговор?

— Нет, — улыбнулась Лара, —

просто твоё имя. Когда здесь будет Чёрный Ангел ты не вспомнишь даже его.

И одним ловким движением она расстегнула пряжку.

— Клара, — ещё успела сказать Анна, медленно оседая на диван в гостиной. — Но почему ты?

— Потому что я – палач! – это было последнее, что она услышала, и последнее, что она видела было море, манящее своей чёрно-синее матовой глубиной…

Ева оторвала взгляд от картины и посмотрела на внимательно наблюдавшего за ней всё это время мужчину.

— Она – палач? – спросила она с сомнением.

— Кто? – он нерешительно топтался рядом с кроватью, сомневаясь можно ли ему присесть рядом с Евой.

— Клара, — Ева подвинулась, давая понять, что сесть можно.

— Палач? – снова переспросил Альберт Борисович, присаживаясь на самый краешек.

— Она сказала, что она палач, — кивнула, скорее подтверждая собственные воспоминания, чем давая ответ на его вопрос.

— Подожди, — он снова подскочил и в несколько шагов оказавшись у прикроватной тумбочки, извлёк оттуда сложенный листок и протянул его Еве. — Я узнал её почерк.

«Анна Алексеевна Гард—Иконникова» — увидела Ева знакомую записку.

— Но я должна была отдать её Черному Ангелу, — удивилась Ева.

— Она осталась у тебя, то есть у Анны в руке, когда я её нашёл. И я всегда подозревал, что Клара как-то в этом замешана, но понятия не имел как.

— Мне показалось, или она была к Вам раньше неравнодушна? – спросила Ева.

Альберт Борисович скромно потупился.

— Да, наверно. Но это было так давно! Я всегда любил только одну женщину, — он преданно поднял на неё глаза, — Тебя!

И тут же снова их опустил.

— Простите, Ева! Анну. Я имел в виду Анну.

— Я понимаю, — вздохнула Ева. — Вы специально пригласили сегодня Клариссу?

— Да, я понимаю, что, наверно, не должен был. И сильно рисковал. Но другого шанса узнать правду у нас, возможно, уже не будет. Кларисса уже давно не на службе, и я надеялся, что она расскажет мне что знает, увидев тебя. Но вижу, ты тоже многое вспомнила?

— Немногое, — пожала плечами Ева. — Только то, что она палач и именно она привела в исполнение приговор, вынесенный Советом.

— Советом? – ахнул Альберт Борисович и осел на кровать. — Господи, Анна, до чего ты докопалась, что тобой заинтересовался Совет? Я же говорил тебе, не лезь ты в эту древнегреческую историю! С ней что-то связывает алисангов, что-то, чего нам не положено знать! Но ты разве меня послушалась?

— Альберт Борисович, — посмотрела на него Ева умоляюще. — Я ничего не помню, кроме того, что меня разлучили с телом теми же Неразлучниками, что сейчас собрали, но мне кажется, Вы должны во что бы то ни стало убедить Клару, что я не Анна. Что я просто на неё похожа, что я её генетический двойник. Мне кажется, она опасна.

— Нет, Ева, нет! Если

именно она была палачом, то по приказу Совета должна была убить Анну окончательно и бесповоротно, а она, можно сказать, дала нам шанс. А раз это именно она нам его дала, то имеет право знать правду.

— А откуда эта старая карга, мадам Ямпольская знает Франкина? – спросила Ева.

— Кого? – не понял Альберт Борисович.

— Мужа Клары? Психиатра?

— Это же граф Тоггенбургский, тот самый за которого она сосватала Анну и хотела выдать замуж. И до сих пор даже мёртвой дочери не простила того, что она ослушалась мать.

— Его фамилия Ранк, — уточнила Ева, и пожала плечами. — Так странно, что я знакома с их сыном, Феликсом. Мы познакомились, когда я даже понятия не имела, что существуют какие-то алисанги.

— Да, в этой истории всё странно, — согласился Альберт Борисович и встал. — может быть когда-нибудь вам удастся докопаться до истины.

— Нам? – удивилась Ева. — А Вы разве не хотите знать за что убили Вашу жену?

— Нет, — сказал он, качая головой. — Именно это стремление к правде её и убило. Я ничего не хочу знать! Я хочу её вернуть и просто прожить с ней столько, сколько мне ещё отпущено. И всё! Правда, ложь, поиски истины также, как и поиски справедливости – всё это ничто, если я имею возможность видеть её как сейчас. Ничто не имеет значения в этом мире, кроме любви. Когда-нибудь, я надеюсь, Ева, Вы меня обязательно поймёте.

Он посмотрел на неё и грустно улыбнулся.

— А сейчас, простите меня, я должен идти. Гости должны быть под присмотром.

Он вышел, и Ева слышала, как по пустому залу гулко звучат его шаги.

«Я понимаю! — сказала она то, что не смогла произнести вслух, его удаляющейся спине, — Очень хорошо понимаю!»

Глава 29. Один день вдвоём

Феликс спустился в зал, надеясь, увидеть кого-то из своих новых друзей. Но в нарядно украшенном к Новому Году и многолюдном зале никого из знакомых он так и не увидел. Даже Еву, хотя она обязательно должна быть где-то здесь. Он уже дошёл до ёлки, когда до него дошло, что именно та черноволосая красивая женщина, что встречала их на входе и была Ева. Он увидел, как словно грозовая туча нависла над ней его мачеха, и хотел было вернуться, чтобы узнать в чём дело, но вроде всё обошлось.

 Где же Эмма? А Арсений с Изабеллой? А Дэн с Викторией? Последнее из имён вызвало у него самые приятные воспоминания, и он невольно улыбнулся. Его и Вики теперь связывал один чудесный зимний день, проведённый вдвоём.

Из-за странного поступка Изабеллы выходные, которые хотели провести все вместе на загородной базе, сорвались. Феликс уже договорился, и даже внёс залог, причём в такой сумме, что хозяин, с которым Феликс был знаком лично, согласился закрыть турбазу на эти выходные на спецобслуживание, чтобы там могла повеселиться исключительно их компания и никого больше. В результате турбаза была заказана, отплачена, но пустовала. Феликс хотел притащить туда какую-нибудь девицу, но для этого её нужно было заранее найти, с вечера пятницы предупредить, и с утра в субботу посадить на самолёт. Ей предстояло три часа лететь, а потом ещё ехать часов пять по просёлочным дорогам.