Елена - чудовище для демона и дракона
Шрифт:
Ещё не родившейся избраннице беса я искренне сочувствовала: вот кому не повезло.
— Теперь понятно! — спустя пять-десять минут воскликнул наш недалёкий гость.
— Да неужели? — огрызнулась пифия.
Я как ни в чём не бывало бросила подшитый дневник на землю, к многочисленным собратьям. Внушительная получилась горка. А корзина почти опустела: на дне манило аппетитным глянцевым боком последнее яблоко.
— Я понял, почему не испытал эйфорию, когда мы... — демон в непонятном жесте потёр один палец о другой.
— Что?! — раздался
Глава тридцать четвёртая
В которой назревает серьёзный разговор
Я отчаянно пыталась продолжать работу, но с каждой секундой делать это становилось проблематичнее. Весь стол занимал лежащий на нём спиной демон. Зеркало же заслонял душивший его блондин.
— Кх-кх... ничего не было, она мне просто подро…
— Умр-р-ри!
— Будьте добры, — попросила я, — выясняйте отношения в другом месте. Вы мешаете мне читать в зеркале, — и, чтобы мои слова показались более вескими, я уколола демона пером в плечо.
— Елена, он сделал это пр-р-ротив твоей воли? — не унимался блондин.
— Откуда ж я помню? Не хотите уходить, тогда сдвиньтесь влево: ничего не видно. А мне за сегодня надо заполнить ещё три дневника.
— Пусти… кх-кх… она мне не нужна, — хрипел удушаемый, — она даже не моя пара.
Цокнув, я снова уколола его пером.
Мерзавец! То в любви признаётся, то мои волосы ему, видите ли, не нравятся!
Покачав головой, Риэль вернулась за свой стол. Я же безуспешно пыталась пристроить открытый дневник на маленьком свободном клочке пространства. И вроде даже адаптировалась к экстремальным условиям работы, как демон, пытаясь отодрать руки блондина от своего горла, задел локтем стеклянную баночку с чернилами. Проклятье! Тёмная краска стремительно растеклась по столешнице и закапала на колени. Прежде чем я успела вскочить со стула, на красном платье образовалась клякса в форме звезды.
«И как теперь свести пятно? Не помню, чтобы в коконе была стиральная машинка или гардеробная с одеждой на выбор».
Пока я растерянно разглядывала испачканную паутину нитей, на плечо опустилась ладонь.
— Твоя корзина опустела. Не хочешь сходить в сад за яблоками? Стол всё равно занят.
Обернувшись, я увидела женщину. Точно не пифию: волосы у неё были пепельные, как у нас, но прямые, свободно лежащие на спине, белая плёнка не заслоняла радужку, а левая щека бугрилась сеткой рубцов. Да и синее платье простого кроя существенно отличалось от униформы местных работниц.
— Кто вы? — спросила я, однако не потому что мне было интересно: задать такой вопрос казалось правильным и логичным.
— Маир, — мягко улыбнулась женщина, и шрамы на её лице натянулись.
— Мы знакомы?
— Были знакомы.
Под её взглядом я ощущала себя моллюском, которого пытались выдернуть из раковины.
«Были знакомы...»
По всему выходило, что загадочная чужачка могла пролить свет на то, кем я была раньше. Почему же я не чувствовала себя взволнованной или исполненной любопытства?
— Пойдём, —
Небо за расщелиной разливалось насыщенной синевой — ближе к горизонту, где исчезали ряды деревьев, окуналось в золото. Ветер играл в раскидистых кронах, словно на струнах музыкального инструмента. Из звуков — только шелест листьев да редкие шорохи, когда спелые фрукты падали с веток в траву.
— Знаю, ты не хочешь уходить отсюда, — женщина с рубцами на лице опустила корзину у ног.
Она была права: кто в здравом уме пожелает покинуть столь райское место? Не знаю, насколько счастливой была моя прошлая жизнь, но в этой — я не скучала и не грустила ни секунды.
Женщина огляделась, словно выискивая что-то в переплетении веток. Среди листьев мелькнула жёлтая чешуя.
— На тебя влияет здешний воздух, но стоит покинуть сад, и дурман рассеется. Воспоминания не вернутся, но ты перестанешь быть пифией.
Что за крамольные речи?! Я не хотела бросать свой новый дом, не хотела становиться кем-то другим. Нынешнее положение вещей устраивало меня более чем полностью.
— Это тюрьма, — словно прочитав мои мысли, сказала Маир, — тюрьма, где каждая заключённая счастлива до безобразия. Но твои эмоции ненастоящие, напускные. Хочешь провести вечность, читая в зеркалах чужие судьбы и не имея собственной? Работа и сон, сон и работа. И больше ничего.
— Мне здесь нравится! Кто ты вообще такая? Что тебе от меня нужно?
— Сейчас покажу.
И холодные пальцы прижались к моим вискам.
* * *
Боль без преувеличения была адской. Мир взорвался в ослепительной белой вспышке. Словно невидимые пальцы вонзались в мозг и копошились там в попытке что-то найти. Когда мучения стали менее острыми, в уголках губ я ощутила солёный вкус слёз. Ветер холодил влажные щёки. На смену боли пришло тепло, будто плёнкой окутало исстрадавшийся разум, и перед внутренним взором замелькали цветные картинки.
Сколько времени длился этот насильственный киносеанс, не известно, но такое количество информации заставило мозг вскипеть. Я почувствовала запах гари, по телу прокатил озноб, уши заложило, а к горлу подступила вязкая горечь.
Но боль не была напрасной, хотя наркотический дурман, навеянный то ли яблоками, то ли самим садом, заставлял сожалеть о потерянном неведении: Маир вернула воспоминания. Вытащила из глубин подсознания обе мои прошлые жизни.
Фрагменты далёкой, самой первой — извлекались мучительно и напоминали ворох пожелтевших от времени фотографий. Будто я листала альбом, ранее пылившийся на верхней полке платяного шкафа.
Осколки второй — оказались яркими. Это был, скорее, фильм, поставленный на ускоренную перемотку. В отличие от тусклых снимков из первой жизни, он вызывал эмоции, будил запахи, звуки и тактильные ощущения.