Елена, любовь моя, Елена!
Шрифт:
– А я, – подхватил его слова Пелид, – стал жертвой обманщицы Холле, речи которой, как известно, бывают слаще меда, капающего с пчелиных сот!
В общем, как и всегда, натворив глупостей, люди попытались свалить всю вину на богов: им не хотелось признать свою ошибку, значит, отвечать за нее должны были Ата, Аполлон, Зевс и Холле.
– Забудем прошлое, о Пелид! – предложил Агамемнон, протягивая руки. – Теперь уж все равно, кто из нас двоих получил большую выгоду и кто пролил больше горьких слез. Все мы – ахейцы, и это главное!
Хочешь не хочешь, приходится констатировать,
Поскольку ссора с Агамемноном окончилась преломлением хлеба и кубком вина, Ахиллу оставалось только дожидаться возвращения матери с новыми доспехами. А когда герой увидел оружие, выкованное для него Гефестом, он, конечно же, пришел в невероятное возбуждение и пожелал немедленно опробовать его в битве с троянцами.
Первым делом он приказал Автомедонту приготовить колесницу, но возничий и сам об этом позаботился, и три коня – Балий, Ксанф и Педас уже более часа нетерпеливо перебирали копытами.
– О Балий и Ксанф, – обратился Ахилл к двум из них (полагаю, к великой обиде третьего), – сегодня у вас одна только задача: вынести меня с поля боя живым и невредимым, чего вы не сделали с моим другом Патроклом. Увы, лишь в жестокой схватке ахейцам удалось отбить его тело.
На что Ксанф – он один из тройки обладал даром речи – не без горечи ответил:
– Можешь поверить, о Пелид, что мы-то рады вернуть тебя в твой шатер в целости и сохранности. Но знай: смерть уже дышит тебе в затылок. И в этом повинны не мы, простые кони, а бог, который могущественнее даже самого Зевса-тучесгустителя.
– О Ксанф, – воскликнул Ахилл, разочарованный столь не оригинальными речами, – ты тоже предрекаешь мне раннюю погибель? Все знают, что Фатум определил мне умереть молодым и вдали от отчего дома. После долгих раздумий я сам выбрал такую судьбу. Родившемуся героем важнее всего прожить отведенное ему мойрами время в радости. Для меня же нет большей радости, чем убивать врагов… да, убивать, убивать и еще раз – убивать!..
– Я предупреждаю тебя, – сказал Ксанф (возможно, его устами говорила сама Фетида), – возьмешь снова оружие в руки – смерти тебе не миновать.
Тут вперед вышел Леонтий, решивший все-таки передать Ахиллу просьбу Поликсены о свидании. Как знать, не заставит ли любовь такой прекрасной девушки изменить отношение героя к превратностям судьбы?! Леонтий уже готов был заговорить с Ахиллом, но его опередили старик Феникс и обливающаяся слезами Брисеида.
– Только не заставляй меня есть, добрый мой Феникс, – запротестовал Ахилл, увидев, что старик направился к нему с блюдом всякой вкусной еды, – в моем теле не осталось места ни для чего, кроме жажды расплатиться с врагами. А ты, розовощекая Брисеида, утри слезы: пусть за нас все решит сама судьба.
Невольница, уже основательно расцарапавшая себе лицо и грудь после гибели Патрокла, поняла, что настаивать бесполезно: Ахилл был упрям, и никто не смог бы повлиять на его
Надев на себя выкованные Гефестом доспехи, герой потряс ясеневым копьем, [87] подаренным его отцу добрым Хироном, и легко, несмотря на громоздкое снаряжение, вспрыгнул на колесницу. Леонтий лишь посмотрел вслед герою, умчавшемуся к стенам Трои в сопровождении горланящих мирмидонцев.
87
Подаренное Хироном ясеневое копье не пропало вместе с остальным оружием во время битвы Патрокла с Гектором. Копье было особенным, и поднять его мог один только Ахилл.
Появление Ахилла на поле битвы побудило Зевса изменить свое решение о невмешательстве богов. Теперь, когда равновесие сил было нарушено, он позволил богам вмешиваться в ход событий и помогать своим любимцам. Артемида, Аполлон, Арес, Афродита, Латона и бог реки Скамандр поспешили на помощь троянцам. Афина, Гера, Гермес, Посейдон и Гефест выступили за ахейцев. Свою позицию не определила только богиня раздоров Эрида, которую интересовало лишь число жертв: чем больше народу гибло у нее на глазах, тем больше радости она испытывала.
Вступив в бой, Ахилл тщетно искал встречи с Гектором. Он нетерпеливо вглядывался вдаль – туда, где сливались две реки и возвышались троянские стены, но могучая фигура врага все не показывалась. Единственным заслуживающим его внимания воином оказался Эней, но бог Посейдон, хоть он и поддерживал ахейцев, увел его у Ахилла буквально из-под носа, прибегнув к уже избитому трюку с темным облаком. И тогда, охваченный безумный яростью, Пелид стал разить всех подряд. Среди прочих его жертв оказался и вождь пеонов Астеропей, с которым мы познакомились в предыдущей главе. Этот несчастный, увидев героя, не бросился от него наутек, как сделал бы любой благоразумный человек. Нет, он, оставаясь верным себе, впал в ораторский раж и начал рассказывать Ахиллу, чей он сын да чей внук.
– Я родом из благодатной Пеонии, – заявил он высокопарно, – и привел с собой храброе войско копейщиков. Мое племя восходит к богу Аксия – реки, орошающей страну пеонов хрустально-чистой ледниковой водой; мой отец – знатный Пелегон, прославленный копьеметатель, а отец моего отца – сам Аксий, бог реки. Таков, о великодушный Пелид, род человека, которого ты видишь перед собой!
Пелид же отнюдь не великодушно перерезал бедняге горло, так и не дав тому возможности познакомить его со своим генеалогическим древом.
Однако не все столкновения заканчивались чьей-нибудь гибелью: в ходе другой стычки быстроногий Ахилл одним махом захватил в плен сразу двенадцать противников. Вы лучше не спрашивайте меня, как ему удалось в одиночку связать сразу двенадцать человек. Но как-то он все же ухитрился это проделать. Во всяком случае, известно, что, связав пленных по рукам и ногам, он передал их одному из своих помощников.
– Этих отложи в сторонку, – сказал он. – Их я прикончу потом, на могиле Патрокла.