Елена Троянская
Шрифт:
— Как ты смогла?.. — Приам был потрясен. — Как ты смогла принять подделку вместо сына?
— Но я ведь… я надеялась.
— Мать, которая не может узнать собственное дитя? — подала голос Гекуба. — Какая ж ты мать после этого?
Это говорила Гекуба, которая приказала убить собственное дитя!
— Но ведь Гилас отсутствовал какое-то время… Молодые люди порой сильно меняются, особенно когда растут… — Мать Гиласа вызывала жалость. — А вы можете понять, как мать тоскует по своему ребенку? И она цепляется за любое сходство, даже самое маленькое. Мать готова принять двойника, если он хоть
— Даже если этот двойник — обманщик, и больше ничего? — возмутился Геланор. — Этот мальчик не имеет ничего общего с Гиласом, ни одной капли крови. Он такой же Гилас, как я! Ты могла бы назвать меня сыном?
— Нет. Потому что, глядя на тебя, я не могу убедить себя в твоем сходстве с моим сыном. Мне не за что зацепиться. А этот мальчик — другое дело. — Женщина взяла «Гиласа» за руку и отпустила. — Нет, не он. Получается, я потеряла Гиласа дважды.
— Матушка! — крикнул мальчик, протягивая к ней руки.
— Если бы ты был моим сыном, ты бы не мучил свою мать. Значит, я все-таки ошибалась.
— Уведите его, — приказал Приам. — Закуйте его в цепи. Он не должен сбежать. Перед казнью его нужно допросить.
Два солдата схватили «Гиласа», завели ему руки за спину и повели между людьми, которые не сдерживали своей ненависти.
— Давайте убьем его! Сколько жизней он погубил!
— Всему свое время, — сказал Геланор. — Возможно, нам удастся спасти еще не одну жизнь, если мы узнаем его сообщников и их планы.
— Матушка! — крикнул мальчик у порога зала, но солдаты быстро утихомирили его.
Жена Калхаса, плача, пошла прочь.
И тут весь зал наполнился плачем: оплакивали погибших в этой войне родных и близких. Попытка Приама установить внутри города дружелюбие и покой собрала в одном помещении слишком много несчастных, отчего их скорбь удесятерилась. Женщины рыдали, потрясая кулаками, дети жалобно всхлипывали. Столы перевернули, опрокинули кувшины с вином, раскидали угощение, превратив зал в безобразие.
— Друзья мои! — тщетно взывал к людям Приам, его голос тонул в стенаниях и воплях.
— Я положу этому конец! — Один голос перекрыл множество голосов, как звук флейты — гул барабанов. — Я начал, я и закончу, клянусь богами!
Парис! Но как он может закончить войну? Боги ее начали, и обратного хода нет.
Парис встал рядом с Приамом. В дрожащем свете факелов он выглядел великолепно, как никогда, — уж не благодаря ли тому, что расстался со мной? Он больше не принадлежал мне, и его красота возросла?
Он простер руки, свои прекрасные руки, к небесам. Он высоко поднял голову, его глаза смотрели прямо на людей. Заметив меня, он отвел взгляд.
— Я погрузил вас в пучину несчастий. Я безрассудно отправился в плавание по неведомому морю, и мы ударились о скалы. Но корабль — я имею в виду Трою — не пошел ко дну, хотя ему и угрожает опасность. Вы знаете, что нужно делать в таких случаях: нужно уменьшить груз, выбросить за борт все лишнее. Таким лишним грузом являюсь я.
Я не верила своим ушам. Что он собирается делать? Убить себя? Нет, скорее позволить другим убить его. Я хотела бы сжать его в объятиях, обвиться вокруг него и не отпускать до конца жизни. Стать ненавистной ему цепью.
— Двое мужчин называют
Я думала, что Приам будет возражать, Гекуба зальется слезами. Ничего подобного: они стояли молча. Собравшиеся тоже долго молчали, а потом стали раскачиваться и петь, восхваляя мужество Париса. Толпа окружила его, подняла на плечи и стала качать.
— Парис! Парис! — кричали все.
Он поднимался вверх и опускался вниз, размахивая руками, но на меня ни разу не взглянул.
Поздно вечером я сидела в самой укромной из своих комнат и никого не желала видеть. Я слышала, как пришел Геланор и попросил его принять, но слуга отказал ему. Я слышала, как Эвадна хотела пройти ко мне, но и ее слуга не пустил. Если я одинока внутренне, то пусть буду одинока и внешне.
Наступила холодная зимняя ночь; слова Париса не выходили у меня из головы. На заре Парис с Менелаем сойдутся в поединке. И завтра в это время кто-то из них будет лежать бездыханный. Кто?
Я предчувствовала, что это будет Парис. Менелай сильнее, у него больше опыта. Кроме того, им движут злость и страсть, подогреваемые жаждой мести, а Парис давно утратил свой дух: он умер вместе с Троилом. Фактически Менелай будет сражаться с мертвецом. И завтра в это время Парис вместе с Троилом будет прогуливаться по призрачным лугам среди бледных асфоделей. А я, вдова, буду глядеть на их тени, стоя на берегу глубокого черного Стикса, не в состоянии переправиться через него. Менелая объявят победителем, и я должна буду вернуться к нему как законная жена и мать его ребенка.
За окном темно. Небо черное, как чернила кальмара. До рассвета еще далеко. Еще есть время.
И все-таки рассвет наступил в свой час. Вороны громко закаркали, приветствуя его, их грай звучал как грохот похоронных барабанов. На востоке торжественно всходило солнце. Внизу в долине наметилось какое-то движение. Греки приближались на колесницах, вздымая пыль из-под колес. Из своего окна я видела и слышала, как троянцы готовятся к предстоящему событию. Кто-то сейчас помогает Парису облачиться в доспехи. Это могла быть я, но я понимала, что он отвернется с досадой от меня — от женщины, из-за которой рискует жизнью, не любя ее больше.