Елена Троянская
Шрифт:
В тишине я слышала свое дыхание, тихое, как шепот, чувствовала, как вздымается грудь.
Вдох — выдох. Вдох — выдох. Это значит, я жива. Я жива, а Парис мертв. В комнате темным-темно. Заботы дня остались позади. «Впереди — глубокая пропасть. Я падаю в нее».
Парис! Погоди, я тоже шагну за тобой в эту пропасть.
Вот и все. Так просто. Не понадобились ни кинжал, ни веревка. Я умерла.
Я ощупываю ногами дно пропасти. Темно, ничего не видно. Что-то щекочет ноги. Трогаю рукой — кустарник. Асфодели. Цветы
Вот души недавно умерших ожидают переправы. Матушка, Троил, Гектор уже переправились. А Парис? Может быть, он еще тут.
Души пребывают в смятении, они машут руками, колеблются, как слабые цветы под ветром. Их лица бледны, как растущие вокруг асфодели.
Я не вижу ни одного знакомого лица и прохожу мимо, отмахиваясь от них, как от надоедливых летучих мышей. Вдруг из мглы возникает еще одна тень, лицом напоминающая Париса. Прекрасного Париса, а не обезображенного болезнью.
Меня переполняет восторг оттого, что я снова вижу его. Мы снова вместе.
— Ты пришла, — говорит он голосом тихим, глухим, далеким, словно из глубины пещеры.
— Я пришла. Ничто не может разлучить нас. — Я протягиваю руки, чтобы его обнять, но они проваливаются в пустоту.
— Нет, ты еще не с нами, — печально говорит он, словно обвиняя меня в предательстве.
— Говорю же тебе: я, как и ты, провалилась в пропасть и оказалась здесь.
— Но ты вернешься наверх.
— Нет, если ты научишь меня, как остаться.
— Я тебе не советчик. Ты должна понять сама. Сама.
Это не тот Парис, которого я знала. Неужели смерть так сильно изменила его?
— Парис, я не могу жить без тебя.
— Тогда умри. Только по-настоящему, а не хитри, цепляясь за жизнь.
— А почему ты на этом берегу? — спросила я. — Ведь похороны прошли, тебя должны были переправить на тот берег.
— Я ждал тебя. — Он посмотрел на меня с укоризной. — Ты пришла, но у тебя не хватило мужества последовать за мной по-настоящему.
Не может эта холодная, обвиняющая тень быть Парисом. Только тут я поняла со всей определенностью, что Париса больше нет, что он исчез окончательно. Смерть превратила его в чужого. Моего Париса больше нет.
— Уходи, оставь меня! — крикнула я. — Ты не Парис, ты притворяешься. Я не хочу тебя видеть!
Я побежала прочь так быстро, что упала в жесткие заросли асфоделей — они были вполне настоящими. Почему они, а не Парис?!
Возвращение не заняло много времени. Я моргнула, открыла глаза — и оказалась в своей спальне. Я лежала в постели, дрожа и бормоча что-то. Невыразимая тоска охватила меня. Я бежала от Париса. Я видела его и бежала от него.
Нет, я бежала не от Париса, а от призрака, который бродил по бесплодному мглистому берегу.
«Париса больше нет». Эти три слова, в которых сосредоточилось все, что имело значение
Я слышала свое дыхание. Я жива. Отныне я должна жить и бороться одна. Жить — значит бороться до конца. В подземном царстве нет примирения, нет утешения, и нет смысла спешить в него до срока. Там не ждет меня Парис — Парис, которого я любила.
До рассвета было еще далеко. Я ждала появления солнца и утешала себя тем, что на земле его можно видеть, в Аид же оно не проникает никогда. Нужно научиться радоваться солнцу.
— Елена! — Снова надо мной склонялась Эвадна, на этот раз не с лампой, а с платьем в руках. — Елена!
В ее голосе слышалась тревога: я лежала слишком тихо.
— Да, моя верная подруга, — откликнулась я, чтобы успокоить ее, и села.
Осторожно, словно я могла растаять в воздухе, она накинула на меня платье. Я хотела сказать ей, что побывала на границе двух миров и видела Париса, но передумала. А вдруг это был сон?
— Елена, тебя все ждут — и Приам, и Гекуба, и остальные.
Ах, остальных я особенно боялась.
— Геланор просит принять его.
— Сначала я приму его. — Я заставила себя встать с постели. Ноги слегка дрожали. — Но прежде позавтракаю.
Я не хотела есть, но нуждалась в силах.
В утреннем платье, без украшений и драгоценностей, с убранными волосами, я позвала Геланора. Он вошел угрюмый, поклонился и поцеловал мне руку, что было нехарактерно для него. Выпрямившись, он посмотрел на меня.
— Я скорблю вместе с тобой. Не буду скрывать, сначала я считал приезд в Трою ошибкой. Но сделанного не воротишь. И если ты нашла здесь счастье, значит, со своей точки зрения, ты выбрала правильно.
— Геланор, я не могу поверить, что его больше нет.
— Разлука с теми, кого мы любим, — самое большое горе. Надеюсь, его душа обрела покой.
«Не обрела!» — хотела я крикнуть, но Геланор наверняка посчитал бы, что моя ночная встреча была сном.
— Приам хочет, чтобы я вышла замуж за Деифоба! За отвратительного, омерзительного Деифоба! Неужели он думает, что я в состоянии…
— Ты должна, — резко сказал Геланор, — Закрой глаза, зажми нос и притворись, что согласна.
— Нет!
Я не понимала, как он смеет давать такие советы?
— Теперь ты пленница Трои. Ты пришла сюда по доброй воле, но сейчас ты оказалась в плену и с тобой могут поступать как хотят. А они хотят задобрить или подкупить единственного боеспособного сына Приама, чтобы он продолжил оборонять город.
— Неужели они считают, что я позволю Деифобу коснуться меня?
— У пленников не спрашивают позволения.
Я заплакала. Как можно радоваться солнцу, если под ним творятся подобные безобразия? Может, Аид все-таки лучше.