Елена

Дюма-сын Александр

— Отец, — отвечала Елена серьезно, — я люблю.

— Ты любишь? — протянул несколько озадаченный доктор.

— Да, я люблю, и он меня любит; я пришла предупредить вас: завтра приедет его мать с предложением.

Доктор с возрастающим изумлением посмотрел на дочь.

— И ты сама все это устроила? Одна?

— Да.

— Что ж это за молодой человек? Полагаю — ты любишь молодого. Как его зовут? Если он достоин быть мужем моей дочери, почему же нет? Но он должен быть достоин тебя, дитя мое, я не отдам наобум

своей дочери, за которую каждый день благодарю Бога.

— Это Эдмон де Пере, отец.

— Эдмон де Пере? — заметил Дево, уже забывший своего нового пациента.

— Как вы забывчивы, — сказала Елена, указывая рукой на лежавшую на столе карточку Эдмона.

— Это тот молодой человек, что приходил ко мне лечиться… дня два тому назад? — спросил Дево, указав на карточку.

— Тот самый, отец.

— И он… он тебя любит?

— Любит.

— Давно любит?

— С тех пор, как увидел меня.

— Давно это было?

— Четыре дня.

— И ты тоже любишь его, разумеется?

— Так же, как и он.

— С того же самого времени?

— Да, отец.

— Ты, мой друг, помешалась.

— Я в полном рассудке, отец, клянусь вам.

— Да ведь знаешь же ты, что нельзя тебе быть женою де Пере?

— Почему же нельзя?

— Потому, что де Пере через три года умрет, потому, что я это знаю и не могу согласиться отдать дочь свою за человека, который через три года оставит ее вдовою, с детьми, пораженными одною с ним болезнью. Согласись, что это вздорная, ребяческая выдумка, и нечего говорить об этом.

— Ничего не может быть серьезнее, отец, — отвечала Елена, — именно то, на основании чего вы ему отказываете, заставляет меня любить его.

— Я не понимаю тебя.

— А это так просто, отец. Де Пере меня любит. Так же, как и вы, я знаю, что ему остается жить только три года, и хочу быть его женою для того, чтоб эти три года он был счастлив.

— И ты думаешь, соглашусь я когда-нибудь на эту жертву?

— Нужно согласиться, отец.

Не только никогда Елена не говорила так с отцом своим, но он даже не подозревал, что она способна говорить с такою силой и твердостью.

— Нужно, — повторил он, — а почему нужно?

— Потому что вот уже час, как я обручена с ним. Видите, отец, — продолжала молодая девушка, показывая доктору руку, — я отдала ему кольцо матери с клятвою, что не буду принадлежать никому другому. Времени нельзя терять, отец, когда дело идет о браке с человеком, которому всего остается жить три года!..

— И ты в эти-то три дня все это устроила?

— Всего в пять минут, отец.

— И хоть минуту думала, что я соглашусь на этот брак?

— Знала, что вы думаете противиться, и потому именно отдала это кольцо и дала клятву.

— Пока я жив, ты не будешь женой де Пере!

— Я клялась могилою матери, — отвечала Елена.

— Нарушение клятвы ничего не значит при сумасшествии,

а ты помешана. Могу ли я допустить, чтобы ты из-за сентиментальности погубила себя несчастным браком? Твое счастье прежде всего. Я умнее тебя, дитя мое, я лучше вижу, чем ты, поверь мне: откажись от этого человека, не рискуй своей будущностью; помни, что я должен дать за нее ответ Богу. Бог мне дал видеть более, чем другим людям; тяжелая наука должна послужить мне к отвращению горя от моего ребенка. Не говори же мне больше об этом. Я бы сейчас же отдал тебя в монастырь, если бы не был уверен, что через неделю ты не бросишь все эти выдумки.

— Отец, это ваше последнее слово?

— Последнее.

— Сколько бы я вам ни говорила, что мое счастье, счастье г-жи де Пере, счастье ее сына и сама жизнь его зависят от этого брака, вы будете ему противиться?

— Буду противиться, сначала убеждениями, потом, если убеждения не помогут, — прибавил он голосом более строгим, — всеми средствами, какие дадут мне права отца.

— И вы скажете бедной матери: «Я не соглашусь на брак моей дочери с вашим сыном, потому что он болен смертельно?»

— Не скажу, но скорее готов сказать это, чем согласиться на этот брак, потому что согласие считаю преступлением. Если бы ты была матерью и была бы на моем месте, ты бы сделала то же.

— И решение ваше неизменно?

— Да, неизменно.

— Прощайте, отец.

Сказав это, Елена обняла доктора.

— Ты порассудишь, дитя мое? Не правда ли?.. — сказал Дево.

— Да, отец, и к чему бы ни привели меня размышления, я скажу вам.

Заглянув в комнату, где дремала Анжелика, Елена поспешно надела шляпку, накинула шаль, в которой первый раз встретила Эдмона, и, убедившись, что никто не слышит и не видит ее, отворила дверь прихожей и спустилась по лестнице.

— На улицу Трех Братьев, № 3, — сказала она кучеру, сев в первую попавшуюся наемную карету.

XVIII

— Г-жа де Пере дома? — спросила Елена лакея, отворившего ей дверь.

— Дома, — отвечал лакей.

— Никого у нее нет?

— Никого.

— Доложите: Елена Дево.

Лакей, пропустив Елену в залу, отворил дверь в будуар, где сидела г-жа де Пере.

Едва произнес он имя Елены, как г-жа де Пере встала и, выйдя ей навстречу, сказала:

— Вы дочь доктора Дево?

— Да, — отвечала Елена.

— И вы здесь одна?

— Одна.

— Что же случилось, дитя мое? — спросила мать Эдмона. — И почему вы…

— Я приехала, — отвечала Елена, обнимая г-жу де Пере, — откровенно спросить вас, согласны ли вы быть мне матерью?

— Согласна ли!.. Согласна, дитя мое; я буду счастлива и горда вами.

Говоря эти слова, г-жа де Пере увлекла Елену в будуар, сняла с нее шаль и шляпку, посадила ее и, сев возле нее сама, сказала: