Эльф из Преисподней. Том 2
Шрифт:
Ван Ранеховен мужественно стерпела поцелуй и убрала ладонь не раньше, чем положено по правилам. Понравилось ли ей — совсем другая история. Не думаю, что она сама это поняла.
А я понял, что ладонь ей не целовали. Да и кто бы стал? Маат’Лаэде чересчур горды, чтобы снисходить до признания человека, пусть и формально равного им, а с сектами и уж тем более тертами не стала бы церемониться сама девушка.
— Эт’Мениуа. Действительно не из Триумвирата, они требуют брать одну из фамилий их Домов при вступлении — хотя мало на свете эльфов, которые родились не в
— По мне так милый городишко.
— Не для тех, кто одержим желанием подарить всю Землю человечеству. И не для тех, кто считает, что человечество — зараза на теле планеты, которую следует перетерпеть.
— Так что там с садом? У тебя — у вас — у тебя неприятности?
— Рада, что в тебе запоздало проснулся такт. Опечалена, что он так быстро умер. Пожалуй, пойду по твоим стопам и убью свой. Дела моей семьи не предназначены для того, чтобы за их счёт утоляли праздное любопытство скучающие эльфы.
Анна окинула взглядом подошедшую Лютиэну. Обменялась с ней приветствиями, как бойцы на дуэли обмениваются пробными выпадами. Сестре не пришлась по душе чрезмерная вычурность Анны, а ван Ранеховен молчаливо осудила распущенность эльфийки, ведь та и не подумала натянуть верх купальника. На том и разошлись.
— Не буду мешать вам развлекаться, — сказала Анна, когда устала от натянутого пустословия. Мы отпустили её, и она пошла дальше вдоль берега, ни разу не оглянувшись на нас.
— Потрясающе самодовольна для человека, — заметила Лютиэна.
— Но достаточно ли для прайма?
Встреча с Анной отложилась в памяти — и как загадка, отгадать которую я не против, и как источник сладких, придушенных эмоций. Ван Ранеховен стремилась не выказать слабости, держаться достойно и величественно, а внутри неё горел крошечный костерок растерянности и отчаяния. Выпускала наружу она его лишь перед сном — подтверждением тому служили круги под глазами.
На девушку давила ответственность, которая оказалась ей не по силам.
Не то чтобы её судьба надолго отвлекла меня от главной цели сегодняшней поездки — отдыха в компании сестры. Её присутствие затмило на время паразита, угнездившегося в демонической сущности.
Наконец она засопела рядом, подставившись солнцу.
И всё же с осколком ангела надо было что-то делать, и как можно скорее. Я ведь не знал, как быстро он преобразует меня и насколько сильны изменения. Смогу ли я удержать его от вторжения в новонаращенные участки? Если нет, то придётся резать по-живому, умещаться буквально в крохи самого себя.
Я стану не сильнее самого обычного смертного, и как долго займёт восстановления из этого состояния, можно было лишь предполагать.
Иной вариант включал в себя убийство разросшегося червя голодом. Боги не впитывали эмоции так, как это делали мы. Тем не менее обращение паразита с привязанностью Лютиэны чересчур напоминало моё обращение с чувствами — за исключением того, что я нацеливался на другую половину спектра.
Ощущать себя подопытной свинкой было в диковинку. Но я бы предпочёл, чтобы эта роль досталась другому, чтобы я
Если не кормить червя светлыми эмоциями, он ослабнет, как ослаб бы я без эмоций смертных. Но может ли это навредить мне или просто лишит той мощи, которой я поразил Эринию и Эвмениду?
За тысячелетия жизни для меня практически не осталось тайн, достойных изучения. Потому-то я так гнался за новыми переживаниями. И вот пожалуйста: Земля вывалила целую груду секретов на мою голову, отчего-то вознамерившись заставить меня опробовать их на себе лично.
Но не этого ли я искал, когда выбирался за Пелену?
Я искал способ вернуться в Эфирий, а также инструмент, с которым развоплотить Карнивана и его ищеек стало бы плёвой задачей.
Теперь к этим целям добавились убийство Иешуа (а убить уже мёртвого могущественного бога практически невозможно) и разборки с Ткачами.
Приближал ли меня к достижению этих пунктов Манхэттен?
Небо наполнилось далёким гулом. Я посмотрел вверх и увидел ракету, которая рвалась к звёздам сквозь синее небо.
В этом стремлении, в этом пламенеющем порыве просматривалось нечто символичное.
Я поднял ладонь и, закрыв яркую точку, сжал пальцы.
Когда Лютиэне надоело валяться на пляже, мы вернулись в наше пристанище. Сестра отправилась в душ, а меня привлекли эмоции, горевшие в сердце апартаментов. В гостиной (одной из тех, что выглядели более-менее прилично) я застал прелюбопытную сцену.
Фаниэль, вырядившаяся в нелепую плетёную юбку, поверх которой натянула груботканую рубаху, нависала над бедным Петром, как волна цунами над прибрежным городком. Бедолага сжался в комочек на краешке роскошного дивана (с его габаритами смотрелось потешно) и выглядел так, будто вот-вот потеряет сознание.
Завидев меня, Фаниэль обрадовалась.
— Давно не виделись, племянничек, — подмигнула она, — Не поможешь ли уговорить этого молодого человека на один эксперимент? Видишь ли, для проведения темаскаля нужны как минимум три разумных. Дженни уже согласилась, а Пётр всё колеблется. Будто я его собираюсь съесть!
И она жизнерадостно рассмеялась, положив ладонь на плечо Петру. Ей оставалось совсем немного до того, чтобы плюхнуться ему на колени.
В отличие от Лютиэны, которой передалась утончённость матери, тётушка располагала внушительным женским арсеналом. И она совсем не стеснялась пускать его в ход.
Я вежливо кашлянул.
— Знаешь, это меньше похоже на приглашение к ритуалу и больше — на соблазнение.
— Правда? — Фаниэль задумалась и, миг спустя, просияла, — Чудесно! Я так и задумывала.
— Он же человек, — сообщил я очевидный факт и удостоился от Петра благодарного взгляда. Должно быть, это первый случай в истории, когда представитель рода человеческого обрадовался принижению со стороны эльфа.
Его мотивации я не понимал. Не считать же за неё вздорную влюблённость в Эллеферию? Ещё меньше я понимал Фаниэль. Обычно Маат’Лаэде относились к идее секса с людьми не лучше, чем люди — к идее секса с козами или гоблиншами.