Эльфийская ночь
Шрифт:
– А...
Но прежде, чем несколько раздосадованный Кави-старший сообразил, что иносказание его не слишком удачно отражает суть затронутого вопроса, младший огорошил его суждением сколь новым, столь и нелепым:
– Ты зря связался с человеком. Люди все предатели, я их ненавижу.
– Севати, - по секундном размышлении напомнил принц.
– Не считается, - упрямо возразил юный
– Она даже не хочет жить во дворце.
– Я помню, - согласился Кави, - и ты всерьёз полагаешь, будто намерение сбежать с тобою на северную границу делает принцессу сколь-нибудь менее человеком?
Он со странным удовольствием наблюдал собственное, - не правда ли?..
– смущение. Удовольствие это было весьма двойственного рода: при взгляде с одной стороны казалось оно комически свирепым; с другой - свирепость сия была направлена в его же, пусть и чуть более молодое, сердце.
Сур весть... доведётся ли ему в полной мере свыкнуться с новыми обстоятельствами?
"Севати", подумал принц, поджимая уши в неожиданно остром душевном смятении.
Изначальный план предполагал необходимость наново, - опираясь на весь жизненный опыт зрелого эльфа, - завоевать сердце принцессы. Кави, вне всяких сомнений, добился бы этого - избежав при том великого множества ошибок, допущенных ими обоими в прошлой жизни.
Но как поделить девушку с юным самим собой?..
Положение, прежде заслонённое многодневной суетою, теперь внезапно представилось ему в новом, куда менее благоприятном свете.
– Что с тобой?
– с тревогой спросил младший.
– Ты тоже заболел?
– Нет, Кави, нет. Я отменно здоров. Просто... да, просто я услыхал приближение шагов сударя капитана.
И он с облегчением встретил выскользнувшего из-за деревьев человека.
– Тощий, длинный, рыжий, - сказал человек, - один. В каких-то клизмах колупается.
– О, то не клизмы - то приспособления для столь любимых Дуртой... Думьей химических испытаний.
– А вдруг там снова маги?
– опять влез младший.
– Как тогда, у дороги?
– Маги не в состоянии затуманить твоё восприятие, ежели ты твёрдо намерен не допустить этого, - уверенно сказал принц.
– Ведь ты не намерен?
– Не, - мотнул ушами юный тумул, -
– Тогда, полагаю, ничто не воспрепятствует...
– Выдвигаемся, - заключил сударь капитан, ни в малейшей степени не заботясь о сбережении остатков командного авторитета принца, - коней здесь привяжите, где травка посочней.
Почти пред самым порогом хижины Кави в очередной раз напомнил спутникам воздержаться от употребления прозвища "Дурта".
И, конечно, первой же фразой сударя капитана, прозвучавшей в ответ на осторожное "Эээ... кто там?", оказалось:
– Открывай, Дурта - свои.
Когда древесная пыль немного осела, а вусмерть перепуганные кони перестали ржать, капитан поднял голову и осмотрел последствия.
Несмотря на страшный грохот, хижина оказалась более-менее цела - взрыв всего лишь в труху разнёс дверь. В проёме что-то кашляло, копошилось и пыталось выбраться наружу. Наконец высокая худая фигура человека в изодранном коричневом балахоне, спотыкаясь, переступила через порог, тут же согнулась в очередном приступе кашля и упала сперва на колени, а затем и вовсе ничком.
Капитан на всякий случай взял фигуру на прицел, хотя ясно было, что доставить новых проблем она уже не в состоянии.
– Эээ... я сдаюсь, - сказал достойный мудрец Дурта, переворачиваясь на спину и широко раскидывая руки.
Капитан поднялся на ноги, убрал пистолет и неторопливо отряхнулся.
– "Невинные фокусы"?
– саркастически поинтересовался он у принца.
– Не могу утверждать с совершенной уверенностью, однако рискну предположить, что явление, очевидцами и в известном смысле жертвами которого нам довелось оказаться, может быть объяснено теми самыми химическими изысканиями, о которых я уж имел честь сообщить Вам, сударь капитан.
– Порох, понятно.
– Прошу прощения?..
– Он гостей всегда вот так встречает?
– Я не имею ни малейшего представления, что послужило причиною столь бурного изъявления недовольства, - ответил Кави с исключительно непроницаемым видом.
– Единственное объяснение, приходящее мне в голову...