Эльфийские хроники
Шрифт:
— Добро пожаловать в Нарагдум, — сказал он с насмешливым видом. — Думаю, это название означает что-то вроде «город тьмы»… Этот город — темнее, ниже и грязнее всех тех городов, какие только можно себе представить. Взгляни вон туда…
Ллиана посмотрела в том направлении, в котором он указывал, и увидела лестницу шириной в десять локтей, высеченную в скале и ведущую вверх.
— Ниже этого места уже ничего нет. А вот выше — примерно на расстоянии половины льё — находится храм, в котором ты меня видела.
Эльфийка, осознав, как глубоко под землей она сейчас оказалась, закрыла глаза. Ей никогда раньше даже и в голову бы не пришло, что может существовать такое место, находящееся на таком большом расстоянии от неба.
— …а вокруг храма установлены бараки омкюнзов…
Махеолас сделал паузу — возможно, для того, чтобы заставить ее слушать более внимательно.
— …а также лагерь новобранцев.
Их взгляды снова встретились, и подросток-человек еле заметно покачал головой. А может, у него можно было бы расспросить
— Здесь, в этом низком городе, омкюнзы получают все, что им нужно. Самок, вино, пиво, оружие, драгоценности… и даже черепа… Тут, видишь ли, продается буквально все.
Ллиана его больше не слушала. Ее глаза уже привыкли к мерцающему свету факелов, и она стала глазеть на жизнь, кипящую вокруг нее, причем не только перед прилавками (на одном из которых и в самом деле предлагались отрубленные головы, одни из которых были наколоты на колышки, а другие — подвешены за волосы), но и даже на стенах этой огромной пещеры. Здесь и в самом деле был город. Город, состоящий из ниш, выдолбленных в этих стенах. Орки добирались до нужных им ниш, переползая, словно пауки, от одной ниши к другой с удивительной быстротой.
Ллиана увидела в толпе немало людей и эльфов. Большинство из них были облачены в черные одежды омкюнзов, однако все остальные, похоже, являлись всего лишь торговцами. Она несколько раз замечала, что они рассматривают ее таким взглядом, каким оценивают товар: таращились без малейшего стыда на ее голое тело, посмеиваясь и что-то восклицая. Ни один из них, однако, не подходил к ней настолько близко, чтобы она могла плюнуть ему в лицо. Как только они замечали рядом с ней подростка-человека в черных одеждах, они сразу же отводили взгляд в сторону, прикрывали рот и поспешно удалялись.
Сейчас она находилась в безопасности, но в каком-то углу этой огромной душной пещеры ее ждала Цандака, намеревающаяся отдать ее на растерзание кому-то из вот этой мерзкой толпы. Именно это Махеолас и хотел ей продемонстрировать?
Он разглядывал ее, упершись ладонями в бока.
— Как ни странно, у них тоже какая-то своя жизнь, — сказал он.
Ллиана не сразу поняла смысл его слов — отчасти потому, что уже почти его не слушала. Но то, что он сейчас сказал, было правдой. В силу какого-то странного ослепления ей никогда не приходило в голову, что орки, гоблины и прочие монстры Того-кого-нельзя-называть могут заниматься чем-то еще, кроме войны, что у них могут быть жилища, жены и дети. И несмотря на все ужасы этого места, эльфы и люди, похоже, жили здесь по своей воле…
— Мы еще увидимся, — сказал Махеолас громким голосом. — Тобой займется Цандака, а потом и я, возможно, приду тебя навестить…
Коротким жестом он приказал служанкам и стражнику увести Ллиану. Когда она проходила мимо, Махеолас вдруг резко шагнул вперед, схватил ее за волосы и откинул ее голову назад. Затем приблизил свое лицо к ее лицу так, как будто хотел ее поцеловать, однако его губы лишь слегка коснулись ее уха.
— Не упрямься, — тихонько прошептал он. — Это твой единственный шанс. Ты должна помочь мне отсюда удрать!
7
Только одна земля
Прошло уже два дня, а барон Горлуа все никак не мог привыкнуть ни к противному запаху, ни к постоянному шуму Ха-Бага. В древние времена этот город гномов, живущих на севере, был построен на склоне холма, на скалистом уступе, образующем своего рода естественную крепость. Уступ этот был узким и длинным. Со стороны казалось, что его высекли на склоне холма при помощи нескольких ударов громаднейшим волшебным топором. Первым здесь разбил свою торговую палатку какой-то купец, постепенно — за несколько веков — на этом месте вырос довольно большой город. Поскольку городские власти запрещали строить жилища за пределами стен, новые кварталы врезались все глубже и глубже в землю запутанными туннелями, свод которых новые поселенцы подпирали при помощи каких-то немыслимых деревянных конструкций, которые, как казалось со стороны, вот-вот должны были рухнуть. Но гномы по поводу этого ничуть не переживали. Они не являлись народом строителей. Кстати, их мало кто и считал отдельным народом. Некоторые полагали, что являются одним из племен орков, отбившимся от их основной массы: гномы, как и орки, были низкорослыми и уродливыми. Однако их сходство на этом заканчивалось: неспособность гномов эффективно сражаться вошла в поговорки. Как, впрочем, и их трусость. Иногда, правда, случалось, что кто-то из них мужественно сражался ради того, чтобы защитить свое имущество (ибо их жадность была сильнее их трусости), однако большинство из них, если у них имелась такая возможность, прибегали к услугам наемников из числа карликов или людей, когда нужно было отразить чье-то нападение или же на кого-то напасть. Иногда они даже нанимали для этой цели орков, которые, похоже, имели свободный доступ в Ха-Баг. Таковыми были реалии жизни того, что гномы называли аллианом и что являлось столицей одного из их кланов. Обман, воровство и даже убийство были там самым обычным делом, однако война как таковая была запрещена, а потому все народы уживались там без каких-либо больших конфликтов.
На утро второго дня, осознав, что если он хочет найти Драгана, то ему нужно слиться с толпой и подыскать себе проводника, Горлуа покинул город гномов, чтобы затем оставить своих лошадей и б'oльшую часть своего эскорта за пределами города. Он взял с собой лишь двух бывалых сержантов и все золото, которое у него имелось. Пройдя через сторожевые посты и уплатив пошлину, взимаемую по повелению шерифа, эти трое вошли в город. Они шли целый час, пока смешанный запах благовоний, поджариваемого мяса и обрабатываемых кож не вызвал у них першение в горле и головокружение. К счастью, найти в Ха-Баге таверну было совсем не трудно, и пиво в ней оказалось удивительно свежим. Они уселись в сторонке под навесом, подальше от толкотни. Тут, как и во всем этом городе, царил полумрак, разгоняемый лишь стоящим на столе светильником, представлявшим собой горящий фитиль, второй кончик которого был опущен в чашу с маслом. Как только перед ними поставили на стол кружки с пивом, они их тут же опустошили. Выпив по второй кружке, они пришли в благодушное настроение. Поскольку Горлуа вроде бы не выказывал намерения встать и отправиться дальше, оба сержанта устроились поудобнее и стали таращиться на полуголую девицу, танцующую сладострастный танец в глубине таверны. Их повелитель, однако, был уж слишком уставшим и пребывал в уж слишком плохом настроении для того, чтобы обращать на это хоть какое-то внимание. С момента отъезда из Лота их все время преследовал мелкий моросящий дождь, и хотя сейчас, в этой мерзкой дыре, они были защищены от дождя, его одежды все еще оставались влажными, и Горлуа чувствовал, что у него жар. Отправляясь в Ха-Баг, он рассчитывал увидеть там что-то вроде ярмарки, устраиваемой ежегодно рядом с Лотом, то есть торговый городок, состоящий из палаток, крытых повозок и, может быть, нескольких десятков хижин-мазанок, окруженных рвом и частоколом. В действительности же Ха-Баг оказался душным лабиринтом, в котором собака — и та заблудилась бы и не нашла потом своих щенят. Как Драган мог оставаться здесь, в этой зловонной дыре, если до границы королевства людей — каких-нибудь три дня верхом?.. Он наверняка либо был раненым, либо заболел. Судя по тому, что успел заметить Горлуа за те несколько дней, в течение которых он находился рядом с Драганом, этот баннерет был не из тех, кто стал бы дожидаться только потому, что ему страшно отправиться в одиночку через равнину. А может, он уже мертв? Если Драган умер, то это избавило бы его, Горлуа, от выполнения тяжелой задачи…
Барон поднес кружку к губам, но тут вдруг позади него началась какая-то толкотня, и на его спину повалилась одна из распутных девок, в результате чего пиво из его кружки пролилось ему на штаны. Он резко поднялся, но девка — пьяная, с распахнутым на груди платьем — со смехом бросилась к нему на шею. Пытаясь ее от себя отстранить, Горлуа увидел мельком, как возле его пояса блеснул клинок. Он резким движением отшвырнул девицу в сторону — так, что она упала, — и молниеносно ударил вперед кулаком в кожаной перчатке. Удар был нанесен наугад, не глядя, но, тем не менее, угодил в цель, а именно в подростка, который рухнул наземь с пронзительным криком, выпустив из рук свой кинжал и кошель, который только что висел у Горлуа на поясе, но был этим кинжалом отрезан. В тот же самый миг сержанты вскочили с табуретов, выхватив из ножен свои мечи. Вокруг столика тут же образовалось свободное пространство.
Барон отбросил пинком свой табурет в сторону и тоже вытащил меч из ножен. Девица уже поднялась с пола на ноги. Взглянув на выражение ее лица, Горлуа понял, что она пьяна не больше, чем он сам. Не успел он что-то предпринять, как она проскользнула между какими-то двумя силуэтами, притаившимися в тени и облаченными в темные одежды. Барон заметил, что они несколько мгновений посомневались, но три обнаженных меча произвели на них должное впечатление, и они предпочли исчезнуть вслед за девицей в толпе. Подросток попытался было схватить отрезанный кошель, но Горлуа наступил ему на руку как раз в тот момент, когда он его схватил.