Эликсир Любви
Шрифт:
– Чей ребенок?
– Тут же прогремела Худая.
Мать малыша тут же словила непоседу и усадила к себе на колени.
– Сколько лет ребенку?
– Надвинулись ревизоры.
– Четыре с половиной, - ответила мамаша, молодая женщина в скромном пал ь то.
– Сколько тебе годиков?
– Добренько склонилась к малышу Худая ревизорша.
– Пять, - ребенок еще не научился врать.
– Хороший мальчик, честный, - Обрадовалась своей уловке
– У Вас есть билет на ребенка?
– Спросила она уже у матери малыша.
– Ему нет еще пяти. Ему четыре с половиной, - Начала оправдываться женщ и на.
– А по виду больше пяти, - Не поверила Худая.
– Ему нет... Ему нет еще пяти, - Лепетала несчастная мамаша, прижимая к с е бе враз притихшего ребенка.
– Документ покажите, свидетельство о рождении, - настаивала ревизор.
– У нас с собой нет, - схитрила женщина.
– Как же так? Путешествуете без документов?- Восклицала Худая, чересчур громко, вводя в смятение робкую мамашу.
– Пл а тите штраф, тогда.
– У нас нет денег. Правда, поверьте.
– Покраснев, тихо сказала женщина.
– Чего привязались, нелюди! Отстаньте от ребенка.
– Послышалось тут и там по вагону.
– А ну, тихо, - прикрикнула ревизорша.
– И до вас дело дойдет.
– Форма, как прикрытие, позволяла ей не церемониться с пассажирами, - Мы тут сами разбере м ся. Платить, дамочка, придется.
– У нас, правда, нет денег. Мы из больницы. Все потратили. Нас встречает отец. Если хотите, он заплатит. Вы уж извините. Извините, пожалуйста, - начала упр а шивать женщина.
О, эти сладкие для уха интонации молящего, доводящие любого "чина" до о р газма. И не важно: министр ты или вахтер, клерк или постовой; ты в этот м о мент вершитель судеб, почти равен к богу. Теперь не грех и "поломаться", насла ж даясь униженным видом просителя. Худое божество, в затасканной шинели, даже подв ы тянулось, от осознания своей значимости.
– Ну, не знаю, то "немые", то дети, - протянула Худая.
– Не знаю, прямо... Штраф, так и быть, могу простить, а билет надо взять обязательно. Мы можем с а ми обилечивать. А, вообще, стыдно, дамочка, учите врать ребенка. Ай-яй-яй. П о зор, детский билет стоит не дор о го...
К ним тихо подошел священник. Он протянул ревизорам деньги:
– Этого хватит?
Худая оторопела, прервав на полуслове уничижительную нотацию. Толстуха машинально взяла деньги, полезла в карман, отсчитала сдачу. Несчастная мат ь не сразу поняла в чем дело. Когда она сообразила, что за нее заплатили, то покра с нела
– Не надо, - остановил её поп, - Господь благословил зверей и детей, потому как беззащитны они перед злым человеком.
– Крещеный?
– спросил он, касаясь головки р е бенка.
– Нет еще - призналась мать.
– Окрести, - посоветовал священник и вернулся на свое место.
– Слово и Дело, - Задумчиво произнесла Соня. Человек, для которого Слово я в ляется работой, совершил поступок, а все, кругом, люди дела, и ни у кого не н а шлось Сл о ва для несчастной мамаши. По ее пальто и сумке видно, что не шикует. Впо л не возможно, что и на самом деле у нее денег нет.
Алексею стало неловко, что самому не пришло в голову помочь несчастной женщине. И промолчать, показалось ему, значит расписаться в собственной черс т вости:
– Да.... Если среди священнослужителей попадаются такие чистые люди, то в в е ре что-то есть.
– Вера-то держится на людях, - заметила Соня.
Разговаривали они тихо. Ревизоры приняли их перешептывание на свой счет и прямиком направились к ним. Глядя, как они приближаются, Соня шепнула Але к сею: "Давай свой билет и, чтобы не случилось, не встревай". Скворцов п о слушно ки в нул головой.
– Билетики!
– Резко выдохнула худая ревизорша, надеясь, что обнаружила новых нарушит е лей.
Соня, глядя прямо в глаза дамы в униформе, с улыбочкой подала билеты. Худая лязгнула компостером и чуть не кинула билеты о б ратно. Соня помедлила их брать, и получилось, что ревизорша осталась стоять с протянутой рукой. Не убирая улы б ки с лица, девушка двумя пальчиками, словно опасаясь ненароком коснуться проверяющей, все же забрала билеты обратно. Худая медленно вытянулась в струнку и поджала губы. С высоты своего роста, она с минуту разглядывала С о ню, словно инфузорию туфельку через микроскоп, затем обвела глазами купе. Взгляд ее скользнул по Скворцову и замер на Сониной сумке, что стояла между сидени я ми у окна.
– А это что?
– с твердостью мочевого камня в голосе спросила Худая.
Большая сумка занимала много места в купе и, несомненно, доставляла бы н е удобство пассажиру напротив, будь он там. Но в вагоне оставались свободные ме с та, и н и кто не стремился к ним в купе.
– Это?
– Удивилась глупости вопроса Соня, - Это сумочка.