Элирм VII
Шрифт:
— Да неужели? — кисло поморщился я. — Тогда какого хрена ты радуешься, придурок? Лучше молись, чтобы они прекратили! Или чтобы подводные течения снесли все эти бомбы к чертовой матери! Иначе Диедарнис сделает все, чтобы мы остались с ним навсегда!
Удивительно, но услышав мои слова, улыбка действительно сползла с лица Фройлина. А затем и вовсе сменилась на гримасу испуга: мы осознали, что оба определили расстояние неверно — границы кольца оказались значительно ближе. Где-то на уровне той теплицы, где выжившие люди сражались с армией Омуд-Хая.
Испытание «Бездна
Испытание «Бездна Диедарниса». Количество участников: 24
Испытание «Бездна Диедарниса». Количество участников: 23
Глава 10
Глава 10
— Проклятье… как же ты меня задрал… — выругался Белар. — Да что опять тебя не устраивает?!
Как и я, паладин стоял на вершине холма и пристально изучал взглядом округу: далекие покатые скалы справа и слева и простирающуюся между ними долину из хвойного леса. Не мертвого и не лысого, что уже было привычно, а вполне себе вечнозеленого, да и к тому же залитого солнечным светом.
С виду безопасный оазис в царстве ржавчины и безмолвия, однако именно эта обманчивая пасторальность меня и тревожила. О чем, собственно, я и сказал эльфу, наотрез отказавшись туда идти.
И пускай злость в нем кипела, но не помогала: я оставался непреклонен.
— Не понимаю, почему бы просто не рискнуть и не пройти напрямик?! Мы бы уже к полудню достигли реки! А к вечеру соорудили плот и проплыли эти горы насквозь, как я и сказал! — Фройлин гневно почесал немытую щеку. — А теперь нам за каким-то хером придется сделать крюк километров в двадцать и идти по твоей гребаной тропе! — сердитым пинком Белар отправил к подножию потрескавшийся череп медведя. — Ты поэтому отказываешься? Потому что я предложил?
— Нет. Потому что опасно. Мерцание видишь? — протянув ладонь, я указал на несколько равноудаленных точек по краям долины.
— Просто отблески. Металлический мусор или битое стекло.
— Нет, это гелиографы. Сигнальные зеркала. «Точка» — «Точка» — «Тире» — «Тире» — «Точка» — «Точка». Они о чем-то переговариваются.
«Коллега» замолчал. Пару минут напряженно всматривался в горизонт и наконец спросил:
— И о чем же?
— А хрен его знает. Я азбуку Морзе не учил.
— И, по-твоему, этого достаточно, чтобы отказаться от моего плана и идти месить снег?! Мучиться от голода и ледяного ветра?!
— Ну, если для тебя это выглядит неубедительно, то прошу, полюбуйся, — развернув карту, я ткнул пальцем в красный череп, нарисованный в самом центре долины. А также в еще одну метку расположенную буквально в миллиметре от первой.
— Это что? — не понял эльф.
— Значок биологической угрозы. Вирусы, бактерии, паразитические грибки и прочие инфекционные патогены, — пояснил я. — Уверен, что снова хочешь болеть? Да так, чтобы жестко и насмерть?
— Проклятье… — вновь повторил Фройлин. Недовольно поморщился и, направив стопы на восток, принялся спускаться вниз. Понял, что я отказался не из вредности, а по вполне объективным причинам.
Впрочем, места для вредности тут и вовсе не оставалось. Я намеревался добраться до выхода несмотря ни на что и, исходя из этого, самостоятельно выбирал наиболее безопасный маршрут. А вот совпадал ли он с мнением паладина мне, если честно,
Собственно, на этой ноте мы и продолжили наше изнурительное путешествие, огибая огромные валуны и отдельно стоящие скалы, напоминающие высоких выщербленных истуканов. Достигли едва различимой горной тропы и начали длительное восхождение по пологому склону.
Примечательно, но, как и в прошлые разы, за минувшую ночь выспаться нам не удалось. Причиной тому снова послужили Белары. Надменные самоуверенные идиоты, сдуру решившие, что в состоянии шантажировать бога морей.
Увы, в своих прогнозах я не ошибся. Бомбардировка не стихала вплоть до глубокой ночи и продолжилась ранним утром, однако мегалодон никак на эту атаку не отреагировал.
Когда мы покидали укрытие, высоко над головой по-прежнему танцевали мириады шальных огней, словно мерцающие огоньки пуль, а при каждой встряске воздух дрожал и заворачивался в пространственные складки, образующие странные визуальные эффекты. Казалось, будто бы вглядываясь в небо, я вижу внутренности самого Диедарниса. Механические аугментации, пульсирующие нити сосудов, глядящее на нас сверху призрачное лицо, искаженное гримасой боли.
Несомненно, титан пребывал на грани агонии. Но несмотря на это, он почему-то молчал. И, пожалуй, это молчание пугало еще сильнее. Хуже того, ложилось в унисон с гнетущим осознанием простой истины: мы по-прежнему пребываем в смертельной опасности, где как такового выбора у нас, по сути, и нет. Мы либо будем играть по его правилам до конца, либо навечно останемся тут. В этом мрачном заповеднике одиночества и забвения. В его личном подводном аду.
Признаться честно, это меня порядком тревожило. А затем перетекло во внешние проявления. Давление усилилось, на нас снова накатывали волны апатии и появилось очень странное ощущение, словно нас без конца пронзало нечто невидимое и неосязаемое. Эдакое «копье титанической тоски», передающее эмоции и чувства Диедарниса между всеми остальными участниками рейда. Обреченность, несправедливость, затянувшееся ожидание неизбежной кончины.
Чтобы справиться с этим, я, как и прежде, ушел в психологический «санаторий». Вспоминал Хангвила, друзей, незабываемую ночь с Адель и Линой. Забавную ситуацию, когда мы с Германом крепко напились и решили вырыть для Августа бассейн прямо в его огороде. День ограбления, во время которого Эстир блуждал по хранилищу без штанов и лез к Гундахару обниматься, и много чего еще.
Это помогло. Вскоре давление ослабло, и я позволил себе переключить внимание на менее радостные вещи. Начал воспроизводить в памяти все задачи, порученные Вольту в мое отсутствие, и долго размышлял на тему вчерашнего разговора.
Безусловно, я мог Фройлина понять. И если взглянуть на ситуацию с его стороны, то во многом именно мы стали катализатором его семейной драмы. Дважды убили в Затолисе, обрушили рейтинг, опозорили в прямом эфире. Затем проткнули задницу колом и раструбили об этом всему миру. То есть еще сильнее усугубили и без того непростые взаимоотношения с отцом, который, видимо, считал, что сын ему должен по факту рождения. И именно это являлось главной причиной его ко мне ненависти, а глупости на тему патрициев и плебеев. С чем, разумеется, я в корне был не согласен.