Элитные спецы
Шрифт:
– Есть только одно осложнение, но оно не совсем осложнение, – говорит он, покусывая деревянную зубочистку. – Вернее… С одной стороны – лучше, с другой – посмотрим…
– Яснее нельзя? – спрашивает Санек.
– Можно и яснее. Раньше мы с азерами работали. Там тоже уже можно ждать осложнений. Они друг с другом общаются, и все три истории хорошо знают. Четвертая может оказаться перебором… Шум поднимут…
– И хрен с ними… Пусть все домой едут… – решает Стас.
– Хрен-то хрен, а если копать начнут?
– Много не накопают…
– Ладно… Потом подумаем… Сейчас осложнение другое. Новые клиенты – чечены…
– Не захотят сговариваться, пусть по статье идут… Тоже полезно… – размышляет Санек. – Одних отправим, другие сговорчивее будут…
– Тоже верно… – соглашается старший лейтенант. – И для азеров урок… Но вы все же присмотритесь к ним внимательнее. Чтобы без шума прошло… Поосторожнее вначале… Сильно не светитесь… Их там четверо… Лидка потянет?
– Ей это только в радость…
– Работайте… И сообщайте обо всех новостях… Что-то меня их национальность смущает… Репутация все-таки… Вояки… Вот…
Старший лейтенант кладет перед Саньком листок бумаги с адресом.
– Присмотримся… – Стас сгребает листок.
Стасу не нравится, что Валерьев обращается почти постоянно к одному Саньку. Словно подчеркивает свое уважение к деловому человеку. А Стас сам покомандовать любит, и любит, чтобы его командиром признавали. А старший лейтенант, получается, больше уважает человека, имеющего машину. Стаса это раздражает…
* * *Новый район города из тех, что называют спальными. Дома стоят, похожие один на другой, но каким-то таким замысловатым образом, что напрямую ни в один двор пройти нельзя. Много углов приходится миновать. Одно хорошо, что дворы большие, и машин в них много – разных…
На сей раз «Ауди» занимает позицию вдалеке он нужного дома, на противоположном конце двора. Стас прогуливается пару раз перед подъездом, высматривает. Потом возвращается и садится, как всегда, на заднее сиденье.
– Первый этаж… Это хорошо…
– Что хорошего?
– В окна смотреть можно.
– Это да…
Стас оборачивается, присматривается.
– Переезжай-ка метров на двадцать назад.
Санек послушно выполняет здравую команду, поскольку с этого места им мешают рассматривать окна нужной квартиры кусты. Насчет всех других команд он еще может поспорить и не послушаться – свою голову теперь и он ценит. Но когда говорят здраво, Санек соглашается. И вытаскивает из «бардачка» сильный, хотя и тяжеловатый бинокль. Сейчас смешно вспомнить, как вели они наблюдение в первый раз, как мерзли, не зная, чего дождутся, как вместе соображали, где денег на бензин достать… Времена изменились, сейчас можно работать с бо?льшим комфортом.
Санек передает бинокль Стасу. Тот подстраивает его под свои глаза и пытается рассмотреть, что делается за стеклами…
– Ходит кто-то…
– Сколько там человек?
– Ходит – один… Больше ничего не видно. Стоп… Второй прошел… На кухню, похоже, двинул…
Но в это время к дому подъезжает автобус. Останавливается как раз у нужного подъезда. Кто-то выходит, что-то выносят – корпус автобуса мешает смотреть и за дверьми, и за окнами…
– Принесла их нелегкая…
3Сохно, мягко выражаясь, не слишком нравится синий цвет прокурорского мундира. Его такие тона не впечатляют. Ему и своя парадная форма, по правде говоря, не ахти как по душе – «камуфляжка», когда мимо зеркала проходишь и глаза в его сторону скашиваешь,
– Не одежда, а натуральный гроб… Как люди, дураки, в таком каждый день ходят? Ни сесть, где тебе хочется, ни на травку прилечь…
Кордебалет же на такие мелочи, как цвет мундира, внимания не обращает, и тихо посмеивается над товарищем. А посмеяться есть над чем. В чужом мундире Сохно ведет себя так, словно у него хроническая чесотка. Это даже со стороны заметно – то плечом начинает передергивать, то головой вертит, пытаясь шею из воротника рубашки высвободить.
Они приезжают в областной центр после завершения очередного этапа «проверки» внутренней охраны ядерного центра в Столбове. Вернее, проверяли они не саму охрану, а результаты проверки, проведенной следователями Главной военной прокуратуры. Якобы как сотрудники службы собственной безопасности Генеральной прокуратуры. Нынче модно контролировать контролеров, и грех спецназовцам такой модой не воспользоваться, чтобы и в Столбов забраться, и в сам ядерный научный центр «проползти»… Сумели… Теперь пора обобщить хотя бы первые, самые поверхностные данные…
Областной центр встречает подполковников жарой еще более неприятной, чем в Столбове – здесь влажность выше, и воздух сильнее загазован заводами. Утешает одно – здесь их никто из местных жителей не знает, и можно переодеться. Что Сохно и делает, натягивая на себя привычную «камуфляжку», правда, без погон. В такой одежде даже грузчики в магазинах ходят, и строители на стройках получают «камуфляж» вместо спецовки. Никого этим не удивишь. Кордебалет спокойно относится к любой одежде, как и к жаре, и потому просто переодевается в джинсовый костюм, чтобы не привлекать излишнего внимания прокурорским мундиром.
Квартиру для проведения операции снял по гражданским документам, подготовленным в ГРУ, полковник Согрин. Благо повсеместная компьютеризация позволяет без проблем заносить в любую базу данных любые необходимые сведения. Даже если кто-то и сочтет необходимым проверить – прокола с документами не будет. К сожалению, точно такую же возможность имеют и террористы, если даже не большую, потому что они не так сильно ограничены рамками финансирования и имеют возможность нанимать таких высококлассных хакеров, которых можно пересчитать по пальцам.
Вторую квартиру, уже на свое имя, сняли интерполовцы Пулат и Сохатый. Им документы тоже готовили в ГРУ, как на обыкновенных военных пенсионеров. С такими документами вообще проблем возникнуть не может. Квартиры – в соседних домах, и из окон вполне можно видеть друг друга и даже при необходимости общаться знаками. В определенной ситуации это может быть очень удобным. Отдельно, и даже в другом районе, устраиваются Ангел с Зурабом. Они изображают пару чеченцев. Зураб – якобы из самой Чечни, а Ангел, согласно «легенде», чечен только по отцу, который в юности уехал из горного села, и сын его в самой Чечне никогда не был. Это необходимая предосторожность, чтобы объяснить незнание родного языка.