Ёлка для Ба
Шрифт:
– Теперь!
– вскричала мать.
– Понятно. А работа, а... чувство долга, а служебный порядок? Вчера, значит, это была ещё рабо-ота, установленный порядок, а сегодня уже - какая разница, плевать? Ага, если установлено, что тот ребёнок - не её, то и на работу, и на порядок наплевать. Всё ясно, у тебя трагедия, все светлые надежды лопнули... Ну, так чего ж тебе теперь не наплевать вообще на всё, на всех нас, на весь этот дом с его порядком, что ж тебя ещё останавливает? Чего ж ты тянешь - ты плюнь, плюнь!
Отец и впрямь делал такие
– Это он может, - мрачно подтвердил Ю.
– Ну ты, Дубровский!
– вскричал и отец, но тут же спохватился, продолжил потише и с большим презрением: - И ты, глаза и уши горздрава. Здорово вы, однако, спелись... Прав Вольтер, когда чернь начинает рассуждать, всё пропало.
– Ты пропал, - сказала мать, - только ты. Подцепил, небось, уже заразу, да? И притащил её в дом, чтоб и другие пропали.
– Да-да, - подтвердил отец, - да, притащил! Эта зараза - ты. А ну, вы все, закройте свои варежки.
– Э... нет, прости, но следствие-то ведётся официально!
– с явным удовольствием запротестовала мать.
– Это не твоё личное дело, а всей общественности. Господи, и этот человек всё время спрашивает, какие у меня основания его подозревать!
Она обвела взглядом всех сидящих за столом, приостанавливаясь на каждом, не исключив и меня.
– Но теперь вы все видите эти основания.
– Немного поспокойней, - посоветовал Ди.
– Человеку не пристало снова становиться дикарём, по крайней мере - в такой день.
– Мы сделали всё, что положено, - хмуро сказал отец.
– Общественность может быть довольна.
– Ну, и что выяснилось?
– спросил Ю.
– Доложи и нам, мы тоже общественность.
– Ничего такого, - ткнул вилкой в хлеб отец, - что может тебя заинтересовать. Всё очень буднично, не памятник нерукотворный.
– А ещё какой рукотворный, - привсхлипнула мать.
– Ну почему, почему, - вдруг заговорил Ю, часто дёргая головой направо и чуть наверх, словно перехватив этот тик у Ба, - почему. Зачем она это сделала?
– По-гу-уби-или!
– вдруг с готовностью заголосила Валя, словно Ю подал ей долгожданный сигнал, и тоже задёргала головой.
– Погубили злые лю-уди!
– Валя, - мягко сказал Ди, - не мелите ересь. И уносите посуду, пора.
– А ты, - чернея, продолжил Ю, - зачем ты прекратил следствие?
– Идиот!
– закричал отец.
– Причём тут я? Следствие ведут следователи!
– Причём, причём!
– закричал и Ю.
– Подлеца можно и нужно было найти, имей только желание! Что тут искать, когда есть полный набор: мотоцикл, газы, мешок, эта, как её...
– Кулибка, - нехорошо улыбаясь на одну сторону, помог отец.
– Подлец весь в этом виден, как на ладони! У Достоевского - и то не так ясно...
– Окстись!
– прервал Ю отец.
– Филолог, да такие связи имеются между всеми в мире вещами. А опровергаются они показаниями, слышь?
А между тем такой человек был у него буквально под рукой, под левой: я сидел слева от него. Но он не знал этого. И никто не знал. Ну и, кроме "знал", было сказано "рассказал". А это - совсем другое дело, номер уже и не шестнадцатый.
– Знал и рассказал, - продолжал распаляться отец.
– Да, такой человек есть...
Я весь подобрался.
– То есть, был. Знала и могла рассказать она сама. Ты бы, наконец, бросил свои идиотские игры, братец. Пора и тебе становиться взрослым. Только кур смешишь, а людям нормальным уже и не смешно, их от тебя мутит.
– Глотай слюни, - выдохнул я, переводя дух.
– Мальчики, - выдохнул и Ди, - не ссорьтесь.
– Вот ведь какой настырный, - не смог сразу остановиться отец, и вдруг, будто в этот миг его кто-то ужалил, заорал: - Почём знать, может твоя настырность от того, что отец ребёнка ты! И заодно мать, и заодно и другого ребёнка! Тихоня-одноклассник...
– Ну, ты, герой, - Ю произнёс это совсем тихо, но одновременно поднимаясь из-за стола, - герой... Ты знаешь, знаешь, как ты мне... со всем этим надоел!
Со "всем этим" Ю часто-часто простучал кулаком по столу.
– О, как ты мне надоел, как ты всем тут надоел! Своей работой, порядком, этим... долгом, рассуждениями, надутым превосходством, всезнанием, первенством... Иаков! Иаков! Своей увечной логикой, цари-ицей мысли, всеми своими увечьями, своими фронтовыми заслугами! Своим Ломброзом и парадонтозом, и протезом! Своим голосом...
– Ю-ю-ю!
– вроде бы и присвистнула Ба.
– Что с тобой случилось, Ю-ю?
– Мальчики, - твёрдо сказал Ди, - немедленно прекратите. Какая-то дикость... так - знаете, до чего можно договориться?
– До ереси, - шепнул я.
– Нет, пусть, пусть говорит!
– закричал отец.
– Наконец-то всё станет ясно. Пусть тихоня выскажет, что у него там в душе. По-вашему, он ещё не всё сказал, не до всего договорился, отлично. По-вашему, ещё не всё сказано, превосходно. Вы ждёте, что он наговорит куда больше... понятно, вы знаете, что можно наговорить, вы и сами того же мнения. Что ж, послушаем - что вы обо мне думаете на самом деле, все вы. Но сначала... ха-ха...
Он хотел засмеяться, но закашлялся. И пока он кашлял, все терпеливо ждали, когда ему удастся справиться с приступом удушья.