Элли и арфист

Прайор Хейзел

Томас рассмеялся, шлепнул меня по спине и назвал прикольным мужиком.

Я добавил, что грудь Косули также была хороша в том плане, что ее было очень приятно гладить, когда она лежала голой в постели.

Он поперхнулся, и сидр брызнул из его рта на стол.

– Следующий раунд за мной, парень, – выдавил он.

По пути домой мы увидели трех стоящих на дороге оленей; их глаза сверкали в свете фар. Они не задержались ни на мгновение, а изящно ускакали в лес, покачивая белыми попками. Это снова навеяло мне мысли о Косуле.

Я наделся, что Косуля научит

Элли играть на арфе. Будет здорово, если они вдвоем будут играть на арфе наверху в моей комнате. Я буду носить им обеим нарезанные треугольниками бутерброды. Бутерброды с джемом из тех баночек с клетчатой оборкой, который приготовила из моих слив Элли. Когда Элли научится играть на арфе, возможно, ее муж захочет прийти и послушать, и тогда я нарежу бутерброды и для него. И Томас придет, хотя он, вероятно, не будет слушать арфу, а будет просто рассматривать грудь Косули. Скорее всего, она не станет возражать. Она в этом плане очень терпима. Она не такая, как моя сестра Джо. Если какой-нибудь мужчина осмелится посмотреть на ее грудь (которая тоже весьма выдающегося размера), она даст ему пощечину. Не стоит знакомить ее с Томасом.

Я так и не сказал своей сестре Джо, что подарил Элли арфу. Я подумывал признаться в этом после интервью, потому что она осталась мной довольна и заверила меня, что это будет способствовать развитию бизнеса. Но я так и не смог это сделать. Честно говоря, я не хочу думать о том, как отреагирует Джо, если я когда-нибудь удосужусь ей обо всем рассказать. Проще изготовить еще одну арфу.

12

Элли

Этот запах земли и травы, эта свежесть в воздухе – точные признаки наступления осени. Буки в дальнем конце сада окрашены в медно-красный цвет, но солнечные лучи достигают только верхних ветвей. Как бы я ни любила свой дом, иногда мне необходимо сбежать из нашей тенистой долины к холмам.

Сердце учащенно колотится, когда я переключаю передачу и поднимаюсь на крутой холм за пределами деревни и наблюдаю за тем, как расширяется за соснами небо. На гребне холма я несколько раз сигналю, чтобы разогнать привычную толпу фазанов, бесцельно бродящих по дороге.

Я приехала на двадцать минут раньше. Во всем виновато мое любопытство. Мне хочется посмотреть, на месте ли Рода, Косуля. Не то чтобы это что-то значило. После того, как я уеду, она сможет быть с Дэном сколько захочет. Возможно, вечера – это то время, которое они проводят вместе. Или ночи.

Когда я приезжаю, другой машины у амбара не припарковано.

Дэн сидит в задней части мастерской и оттирает камешки.

– Смотри, Элли! – Рукава его рубашки закатаны, волосы растрепаны. Его ликование заразительно. Я отвожу от него взгляд и сосредотачиваюсь на камешках. – Нашел во время сегодняшней утренней прогулки, – говорит он. – У оранжевого почти идеальный овал. А у этого, если правильно поднести его к свету, видна серебристая полоска. А этот грубый, зато посмотри на цвета всех крапинок!

Я

никогда не интересовалась галькой до такой степени, но в присутствии Дэна начинаю смотреть на камешки другими глазами. В них столько разнообразия, столько красоты – как в настоящих произведениях искусства. Возможно, когда-нибудь я напишу о них стихотворение. Но пока у меня на уме другие вещи.

– Ты поможешь мне настроить арфу до того, как приедет Ро…э… Косуля?

– Да, конечно. Отличная идея! – Дэн вытирает руки. Он уже несколько раз показывал мне, как настраивать инструмент, но уверенности во мне до сих пор нет.

Я следую за ним наверх. Он достает из кармана настроечный ключ и подтягивает несколько струн, регулирует их, помещая инструмент на колки и проворачивая на бесконечно малую величину.

– Почему бы тебе не попробовать настроить эту? – Я наклоняюсь и дергаю одну струну. – Диез или бемоль? – спрашивает он.

Неделю назад я даже не знала, что означают эти слова. А теперь различаю полутона на слух.

– Диез.

Он ослепительно улыбается и вручает мне ключ. Я слегка ослабляю струну.

– Вот! – Дэн левой рукой играет длинное арпеджио. Его кисти большие и загорелые, с грубой кожей, но его прикосновения очень чувственны.

Меня это завораживает.

– Ты уверен, что не умеешь играть на арфе? Это звучало потрясающе!

– Я только настраиваю инструмент и играю аккорды и арпеджио.

– У тебя нет соблазна выучить несколько мелодий?

Он качает головой.

– Настройка, аккорды и арпеджио.

Я выпрямляюсь, и моя рука касается его руки. Меня захлестывает волна тепла, неизбежная, неудержимая. Он мгновенно поворачивается ко мне лицом, словно тоже что-то почувствовав.

– Дэн! – раздается снизу голос. – Ты здесь?

Я следую за ним вниз. Он спешит через весь амбар, чтобы поцеловать женщину с фотографии. Когда он отстраняется, я впервые вижу ее лицо. Даже с близкого расстояния она выглядит отретушированной. Ее кожа безупречна, золотистые локоны убраны назад и ниспадают на одно плечо. На ней облегающее платье с запахом и длинное свободное пальто, темно-бирюзовое, как летнее небо. Волосы сияют, как пшеничное поле. Каждая деталь ее образа тщательно продумана. Я подхожу ближе и представляюсь. Я вижу, как ее губы изгибаются в любезной улыбке, а сапфировые глаза с интересом меня изучают.

– Бутерброды? – предлагает Дэн.

– Да, пожалуйста, – с готовностью отвечаю я и тут же начинаю извиняться, осознав, что он обращался не ко мне.

Однако Рода произносит твердое «Нет, спасибо». Полагаю, что для того, чтобы сохранять стройную фигуру, ей приходится соблюдать строгую диету. А может, ей просто повезло. Она идеально сложена. Ее декольте так бросается в глаза, что я не могу на него не пялиться, хотя это совершенно не в моем стиле. Я замечаю, что Дэн тоже на него смотрит. Увы, в этом плане я мало чем могу похвастаться. А с моими потрепанными джинсами, прической в стиле «птичье гнездо» и сутулой осанкой стоять рядом с Родой, как я слишком поздно понимаю, – ужасная идея.