Элли и арфист
Шрифт:
– О, гораздо лучше. – Какое-то время придется держать его подальше от Кристины, на случай, если ему придет в голову осмотреть ее руку. – Думаю, у нее даже шрама не останется, – добавляю я, мысленно хваля себя за прозорливость.
– О, отличные новости. Это же надо было умудриться – разрезать себе руку консервным ножом. Только Кристина на такое способна.
– Да, согласна, это немного странно. – Я на мгновение задумываюсь, затем добавляю: – Это был такой старомодный консервный нож, который требует грубой силы. Она открывала им банку нута, и что-то
Клайв морщит нос.
– Это уже лишняя информация.
Он прав. Я только навлекаю на себя дополнительные проблемы. Теперь придется вкратце рассказать Кристине о специфике ее консервного ножа и дымовой сигнализации.
Ночь сырая, звездная и морозная. Дороги покрыты тонкой белой пленкой. Их пока ничем не посыпали, поэтому я еду с особой осторожностью, пока не оказываюсь на краю деревни Кристины, где дороги немного чище. Подруга выходит мне навстречу, с ног до головы укутанная в палантин и шарфы; на ее ногах модные ботинки. Она выглядит ярко и стильно, и я тотчас начинаю жалеть о том, что не уделила своему наряду должного внимания. Однако моя цель сегодня – не произвести впечатление на окружающих, а лишь встретиться с парой человек, если получится.
Автомобили еле-еле ползут по окраинам Тонтона. Мы опаздываем, и я не сразу нахожу нужную церковь, а потом оказывается, что рядом негде припарковаться. В конце концов я оставляю машину в четырех улицах от церкви, и мы с Кристиной бежим. Запыхавшись, мы вваливаемся в помещение перед самым началом концерта.
Мы проскальзываем на скамью ближе к задней стене. Я бегло озираюсь по сторонам. Вокруг полно пожилых пар, зато нет ни одного маленького мальчика.
Арфа Роды стоит впереди. Свет отражается от струн и окрашивает раму искрами янтарного цвета.
– Вау! – восклицает Кристина. – У тебя тоже такая?
– Да, почти, только поменьше, – хвастаюсь я.
Когда Рода выходит на сцену, зрители ахают. Она выглядит сногсшибательно. Золотистое платье подчеркивает изгиб ее бедер, подол наряда мерцающими слоями ниспадает на пол. Ее волосы, закрученные в одну идеальную спираль, свисают через плечо. Облегающие черные перчатки доходят до локтей. Она любезно улыбается и демонстративно снимает их, пальчик за пальчиком, после чего садится за арфу.
Когда она начинает играть, мы все переносимся в параллельную вселенную. Ноты взывают друг к другу, трепещут и эхом отражаются от сводов старинной церкви. Звучат аранжировки народных мелодий, классических пьес и знакомых всем рождественских гимнов, проникновенность каждой композиции усиливается благодаря волшебству арфы. Мы наслаждаемся каждой из них, от и до, без исключений.
– Боже, я в нее влюбилась! – шепчет мне на ухо Кристина.
– Заткнись и слушай, – шиплю я.
Не успеваем мы и глазом моргнуть, как наступает антракт. Зрители массово перемещаются в заднюю часть церкви, где подают
Рода на какое-то время присоединяется к толпе, но я спешу прямо к ней. Ее успевает вовлечь в разговор невысокий остроносый мужчина. Ее друг-гитарист не пришел на концерт по причинам, о которых я могу только догадываться.
– Рода, это было фантастически, потрясающе! – вклиниваюсь я в их разговор. – Невероятно душевно!
Она склоняет голову набок.
– Спасибо, Элли.
– Позволь представить тебе мою подругу Кристину, она твоя большая поклонница. – Кристина бросает на меня косой взгляд, но пожимает руку Роде; ее браслеты звенят.
– А это Пит, – говорит Рода, указывая на миниатюрного мужчину. – Он играет на виолончели. – Я пожимаю ему руку, затем позволяю ему минутку поговорить с Кристиной, пока сама спрашиваю у Роды, пришли ли родители поддержать ее сегодня вечером.
– Да, конечно. Вон мама, она в темно-синей юбке и пиджаке. С ней папа, вон тот мужчина с лысой головой.
Вид у них дружелюбный, но они ни с кем не разговаривают. Они стоят неподвижно и неловко потягивают вино. Рода ловит взгляд матери и машет ей рукой. Мать одними губами произносит: «Молодец!»
Рода явно хочет возобновить разговор с виолончелистом Питом, которого взяла в оборот Кристина, поэтому я оставляю их троих, а сама подхожу к родителям.
– Ваша дочь очень талантлива, – начинаю я.
Они выглядят довольными, все как полагается.
– Я Элли, одна из учениц Роды по игре на арфе.
Мы жмем друг другу руки. Женщина передо мной высокая, тонкая и стройная, с телосложением, как у Роды. У нее аккуратно завитые волосы, а на носу элегантные очки. Мужчина, глава семейства, немного ниже ростом. У него блестящая лысина, но весьма широкие и кустистые брови. Единственная черта внешности, которую он передал Роде, – это ярко-голубые глаза.
– Вы давно учитесь играть на арфе? – спрашивает он.
– Нет, недолго, – отвечаю я. – Но должна отметить, что Рода прекрасный учитель. Я взяла у нее всего несколько уроков, но прогресс налицо.
Они говорят что-то вежливое, свидетельствующее об их интересе и признательности.
– Моя арфа очень похожа на ее. Она изготовлена тем же человеком, Дэном Холлисом, эксмурским мастером. Полагаю, вы его знаете? – закидываю я удочку и наблюдаю за их реакцией, за тем, как они украдкой переглядываются.
– Да, мы несколько раз встречались с Дэном, – говорит отец.
– Да, он замечательный мастер, – добавляет мать.
– О, не правда ли? А какой приятный человек! – подчеркиваю я. – Он был со мной так обходителен. И он так много думает о Роде… – добавляю я, намеренно сделав так, что моя фраза повисает в воздухе.
– О, неужели? – произносит мать ничего не выражающим тоном.
Я с энтузиазмом киваю.
– Он ее обожает!
Возникает неловкая пауза. Мне нужно добавить какой-нибудь случайный комментарий, чтобы побудить их выдать нужную мне информацию, но мозг никак не соглашается со мной сотрудничать.