Элли и арфист

Прайор Хейзел

Я оставляю машину на стоянке и поднимаюсь по каменистой тропинке к пирамиде из камней. Ветер треплет волосы и развевает пурпурные пучки вереска. Я вдыхаю прохладный морской воздух и свежий, торфяной аромат болот.

Если я приняла решение, которое, как я думаю, я приняла, то как я объясню это Клайву? Безусловно, я люблю Клайва, а Клайв любит меня, но есть много всего, чего мы друг в друге не понимаем. Я не понимаю его увлечение футболом и финансами. Он не понимает, зачем я езжу с блокнотом в Эксмур и пишу стихи – стихи, которые никто никогда не прочтет. О коре, облаках, паутине и бегущих ручейках.

Клайв любит, чтобы все было незатейливо и просто. Клайв любит, чтобы все укладывалось в определенные рамки. Мои стихотворения в эти

рамки не вписываются. А моя нынешняя ситуация – в которой кто-то, с кем я едва знакома, подарил мне арфу, – находится далеко за их пределами.

Размахивая руками, я иду все быстрее и достигаю вершины в рекордно короткий срок. Открывшиеся виды потрясают своей суровой красотой: зеленые пастбища, чередующиеся с коричневыми клочками вересковых пустошей, короткие боярышники, растворяющиеся в небе далекие холмы, зубчатые края береговой линии, которая то возвышается над морем, то ниспадает и тянется к нему. Сегодня море грифельно-серое, пронизанное тысячами танцующих нитей, синих и серебристых. Оно будто отражает одолевающее меня ощущение того, что в этом мире все-таки возможны самые удивительные вещи.

Мои мысли мечутся от Клайва к Дэну, от Дэна к Клайву. Возвращаются к Дэну и пытаются разобраться в произошедшем. Дэн на вид сама невинность, но кое-что, что я заметила в его мастерской, подсказывает мне, что мне следует соблюдать осторожность.

Я произношу его имя, пробуя его на языке:

– Дэн.

Я прислушиваюсь к звуку, его уносит ветром в море.

– Дэн, эксмурский арфист! – чуть громче произношу я. На этот раз звук эхом отдается в моей голове, и одновременно с этим в мысли закрадываются сомнения. Медленно, пока эхо еще продолжает звучать, я понимаю, что эта фраза преобразовала сама себя в нечто совершенно иное: Дэн, эксмурский сердцеед.

* * *

Клайв встречает меня в дверях встревоженным поцелуем.

– Ты не больно-то торопилась. Все в порядке?

– Все хорошо, – отвечаю я. – Я съездила в Данкери подышать свежим воздухом.

– Неудивительно, что у тебя такой взъерошенный вид. – Я пощупала свои волосы. – Так тебе удалось вернуть арфу? – спрашивает он.

– Ага. – Я ловлю его взгляд. По крайней мере, это правда.

Он похлопывает меня по спине.

– Горжусь моей девочкой! Я знаю, что эта арфа тебе понравилась, но принять ее было бы неправильно, ты сама так сказала! – Я проталкиваюсь мимо Клайва на кухню. Он следует за мной. – И это было бы не совсем практично, не так ли, детка?

– Да, не совсем.

– Думаю, этот паренек очень обрадовался своей арфе, потому что наверняка уже успел понять, какую глупость совершил. Теперь он сможет ее продать.

– М-м-м.

– Он выручит за нее хорошие деньги, и кто-то другой будет ценить эту арфу. Кто-то, кто сумеет извлечь из нее максимум, кто-то, кто умеет на ней играть. Как настоящий музыкант.

Я не в восторге от последних трех слов.

Могу ли я представить себя, играющей на арфе? Если честно, пункт про арфу присутствовал в моем списке «успеть до сорока» только потому, что вызывал в мыслях приятный образ. Это манящая экзотическая картинка, мечта наподобие тех, что остаются туманными и аморфными, поскольку вы полагаете, что они навсегда останутся несбыточными. Но теперь, если я не поостерегусь, эта мечта запросто воплотится в жизнь. А я должна признаться, что я очень, очень не хочу быть осторожной. Осторожностью я сыта по горло.

– И помни: будь начеку, – произносит Клайв. – Бродишь по болотам в одиночестве. Знакомишься со странными мужчинами, которые делают тебе не менее странные предложения…

– Да, знаю, я немного сумасшедшая. Но ты бы меня не любил, если бы я была нормальной, не так ли?

Такой разговор у нас уже был. И я точно знаю, какой за моим вопросом последует ответ.

– Я бы любил тебя любой, Эл.

– Я тоже люблю тебя, милый, – поспешно произношу я.

Клайв достает

из холодильника пиво и осторожно открывает его, с наслаждением предвкушая, как зальет его себе в горло за просмотром ярких моментов последней игры «Бристоль Сити». Я изучаю его профиль; длинный, орлиный нос, мощную линию подбородка и редеющие песочно-каштановые волосы. У него квадратные плечи и накачанные руки. Его синяя толстовка плотно обтягивает грудные мышцы. Ему сорок один, но выглядит он моложе. Клайв симпатичный мужчина. В нем есть решимость и сила, которые всегда меня привлекали. Он моя скала, а я его… ну… его моллюск.

Нужно вернуться к разговору об арфе. Но почему это так сложно? Почему на открытой вересковой пустоши я кипела от радости, а теперь, когда я дома, вся ситуация кажется чреватой проблемами? Что сложного в том, чтобы продолжить уже начатый разговор? «Милый, я решила регулярно наведываться в Амбар «Арфа», чтобы учиться играть. Арфиста это устраивает; он даже считает, что мне следовало бы это делать».

Но нет. Слова отказываются выходить из моего рта.

На стуле у окна лежит Телеграф. Главная колонка посвящена террористическим атакам. Я вяло беру со стола сегодняшнюю почту: счета – оставлю их Клайву – и письмо от благотворительной организации о сборе средств. Письмо обклеено фотографиями бледных детей, находящихся за решеткой, и страшными историями о торговле людьми. Я протягиваю его мужу.

– Нет, Эл, извини. Мы не можем позволить себе и дальше жертвовать на благотворительность.

Я запихиваю письмо в мусорное ведро, но перед глазами до сих пор стоят ужасные образы. Я вдруг чувствую себя жутко уставшей. Чтобы немного успокоиться, я включаю радио, но тут меня настигает рассказ о калечащих операциях на женских половых органах. Клайв корчит гримасу. Я выключаю радио.

Сколько же людей в мире страдают. А я переживаю из-за чрезмерно щедрого подарка.

Я представляю себе арфу, прекрасную арфу, мою арфу. Дэн был непреклонен. Он сказал, что она будет стоять там вечно и никто к ней не притронется.

Если только я не вернусь и не сыграю на ней.

Принимать решения для меня стресс. Мне гораздо проще находиться в ситуации, когда я могу подчиниться чужой воле. Но теперь воля Клайва и воля Дэна будут тянуть меня в противоположные стороны.

Я думаю о родителях, которые железной рукой управляли моей жизнью на протяжении многих лет. Мама в свое время этого бы не одобрила, в этом нет сомнений. Она не одобряла практически все. А папа, который умер ровно год назад? Как бы он отнесся к моему затруднительному положению с арфой? Ранняя его версия повела бы себя разумно и строго, но более поздняя, более болезненная, более задумчивая, более симпатичная версия – версия, которая велела мне выбрать мечту и следовать за ней? Я не уверена.

Возможно, дело не столько в арфе, сколько в самом Дэне.

Потому что Дэн – мужчина. «Какой он мужчина?» – спрашиваю я себя. Поразительно красивый – я не могла этого не заметить. Но какой он человек? Безусловно, он не из той породы людей, к которой я привыкла.

Пока Дэн готовил бутерброды, я воспользовалась моментом и побродила по Амбару «Арфа». Как и сами арфы, все помещение было завалено опилками; на полу лежали целые горы опилок, а в воздухе витали их крошечные частички. Фрагменты лишайника, еловые шишки и перья также валялись в самых неожиданных местах. На подоконниках длинными, извилистыми линиями были разложены блестящие монетки. За ними стояли стеклянные тарелки с камешками. Верстак был завален инструментами и нарисованными тонким карандашом схемами. Над верстаком висела широкая пробковая доска, усыпанная фотографиями. Фотографиями женщин. Симпатичных и по большей части молодых. Некоторые позировали с арфами; да и вообще все очень много позировали. В центре расположилась блондинка с потрясающими голубыми глазами, одетая в топ с глубоким вырезом.