Эллинские поэты

Между гомеровской и классической эпохой лежит время коренных изменений в общественной жизни и культуре древней Эллады. Греческое родовое общество в VIII столетии до н. э. пришло в состояние полного упадка. Землевладельческая знать господствовала в стране почти повсеместно. Социальные противоречия, которые, как это видно из «Илиады», существовали уже в гомеровскую эпоху, теперь обострились и углубились. Аристократические верхи эксплуатируют и всячески притесняют малоимущий деревенский люд. С работниками, подозреваемыми в недостаточной преданности, хозяева расправляются самым жестоким

Растет имущественное неравенство. Ремесленники, живущие в городах, купцы, все шире развертывающие морскую торговлю, владельцы мастерских-эргастериев, где все производится руками рабов, играют все большую роль. Они делят с крестьянством его недовольство властью знати, и это приводит города-государства к резким социальным потрясениям. Революционные перевороты VII и VI столетий опрокидывают господство родовой аристократии в Афинах, Мегарах, Митиленах и других городах. В некоторых полисах становятся единоличными правителями так называемые тираны — захватившие власть главари этого нового богатого слоя.

Полисы продолжают и расширяют ранее начавшееся колонизационное движение. Они основывают поселения на побережье Черного и Мраморного морей, в Западном Средиземноморье, Северной Африке, Южной Италии, Сицилии. Два столетия, предшествующие классическому периоду рабовладельческого общества, заполнены бурной динамикой этих социальных ломок, изменений и перемещений.

Наряду и в связи с напряженной политической борьбой внутри города идет соперничество и борьба между полисами, среди которых имеются как демократические, так и аристократические. Для обоснования своих прав те и другие ссылаются на древние предания и сказания, привлекают мифы. Мифология остается почвой греческой поэзии, но на ней теперь вырастают новые жанры и формы, необходимые для выражения нового содержания.

Гомеровский эпос составил в истории поэтического творчества целую эпоху. Его значение для всей античной художественной культуры огромно. О его могучем влиянии даже на гениальных ее представителей свидетельствует Эсхил, считавший свои произведения лишь «крохами от пиршественного стола Гомера». Отсвет его великого искусства озарил и другие эпические поэмы троянского цикла («Киприи», «Эфиопиду», «Разрушение Илиона», «Малую Илиаду», «Возвращения»), хотя, по отзыву Аристотеля, эти произведения не выдерживали никакого сравнения с гомеровскими.

Однако новой эпохе чужд трагизм «Илиады». Ближе была ей более поздняя «Одиссея», где слушателей захватывала сюжетная занимательность и жизненность бытовых деталей, пластическая рельефность, наглядность каждого эпизода.

Непосредственно к поэтическому стилю «Одиссеи» примыкают так называемые Гомеровы гимны. Это — запевы (проэмии) к героическим стихотворным повествованиям, созданные между VII и IV вв. до н. э. Таким, обычно маленьким, вступлением прославлялось божество, в честь которого устраивался праздник с выступлениями поэтов. Но имеются и гимны значительного объема — в несколько сот стихов (гимны I-V). Формально являясь лишь увертюрой к героической песне, каждый из них по сути превращается в самостоятельное произведение. По жанру это как бы культовый эпиллий (маленький эпос), но наделение божества внешним и внутренним обликом человека (антропоморфизм), характерное для греческой мифологии, и унаследованная от Гомера пластичность изображения делают повествование убедительным и жизненным. Сквозь канву мифа проглядывают реальные поступки и положения, радости и страдания людей. Поэтический материал мифологической истории обретает благодаря простым, но совсем зримым деталям большую прелесть. Вот как, например, изображается момент рождения божественного ребенка в гимне «К Аполлону Делосскому»:

Вся картина как бы вылеплена с натуры: мы видим положение роженицы, появление мальчика, заботу повивальных бабок. Поэт в изображении лаконичен и не обременяет слушателя излишними подробностями, не сообщает, почему богини закричали, или как это под рожавшей Лето земля улыбнулась: отобранные детали настолько выразительны сами по себе, что читатель лучше воспринимает целое без лишних штрихов.

Ирония и юмор в отношении к богам, прорвавшиеся у Гомера в песне о том, как Афродита изменила Гефесту, находят продолжение в Гомеровых гимнах. В бурлескно-плутовской истории о проделках новорожденного Гермеса божественный воришка принимает вид очаровательно-невинного малютки.

Закутанный в пеленки, он лежит в колыбельке, хватает простынку ручонками и играет ею («К Гермесу», 150-152). Завидев Аполлона, у которого украл стадо священных коров, он

На расспросы Аполлона относительно угнанного стада Гермес отвечает, что не имеет о нем понятия.

Гимнограф, хотя и воспевает здесь Зевсова сына, оказывается мастером и бытовых подробностей, и мимической игры.

В «Гимне к Афродите» перед нами целая идиллическая картинка с характерными бытовыми моментами. Пастуха Анхиза, в шалаш к которому пришла полюбившая его девушка — Афродита, богиня просит, чтобы он показал ее своему отцу, матери и близким родственникам, а те решат, будет ли она для них подходящей невесткой (133-136). Потупивши светлый взор, она уступает страсти, которую сама возбудила в юноше, и поэт подробно описывает, как пастух снимает с богини ее украшения и платье, чтобы сочетаться с нею любовью (155-157). Божественное и чудесное оттесняется земным, бытовым, человечески-интимным.

В «Гимне к Деметре» похищение ее дочери Персефоны богом подземного царства обретает истинно драматический характер. Мы забываем, что речь идет о божестве. Перед нами убитая горем, глубоко несчастная мать. Когда Деметра просит, чтобы ее взяли в дом служанкой или нянькой, мы видим не сестру олимпийца Зевса, а бедную, бесприютную женщину, которая на старости лет должна идти внаймы к людям. В гимне отражены даже элементы исторической действительности. Вымышленная история о том, как Деметру захватили разбойники, чтобы продать в неволю, рисует типичные явления пиратства и развившейся работорговли. Правда, такие моменты здесь являются только попутными, но тем не менее представляют для нас большой интерес. Как памятники мифологии, гимны не теряют от этого своего важного значения, а в своей эстетической ценности от прямого отображения жизни — выигрывают.