Эллинские поэты
Шрифт:
наставляет он Перса.
Советы Гесиода составляют практический кодекс ведения крестьянского хозяйства. Поэт говорит, когда следует пахать и сеять, когда собирать урожай, молотить на току, вымерять и ссыпать в сосуды зерно, когда обрезывать и окапывать лозы, когда снимать виноград и когда наливать его соком бочки. Он предусматривает, скольких лет должны быть покупаемые быки и какого возраста наемный работник, сколько кусков хлеба он должен еъесть, чтобы быть в силах гнать прямую борозду (441-447).
Во всех хозяйственных указаниях Гесиод исходит из примет природы, которые ему хорошо известны. Он называет такие детали, которые может видеть и знать
Гесиод дает и советы, касающиеся крестьянского быта: как проводить время дома после того, как закончены работы и сделаны запасы, как одеваться и обуваться на зиму, как вести себя с соседями и многое, многое другое. Здесь поэт, должно быть, нередко повторяет изречения, выражающие крестьянскую житейскую мудрость, жизненный опыт земледельца:
Только дающему дай; ничего не давай не дающим (354). Если и малое даже прикладывать к малому будешь, Скоро большим оно станет, прикладывай только почаще (361-362). С братом, — и с тем, как бы в шутку, дела при свидетелях делай (371).Это чисто деловые сентенции, без каких бы то ни было поэтических украшений. Мало красочны и широкие наставительные рассуждения Гесиода. Может быть, такова уж сама природа дидактики: она и в последующее время редко бывала по-настоящему поэтической.
Как ни далек эпический стиль Гесиода от гомеровского, традиции героического и мифологического эпоса все еще сохраняли свое влияние. Но если раньше высокое гомеровское искусство поднимало поэзию, то теперь подражание его стилю часто приводило к торможению, а то и к сковыванию нового содержания и новых поэтических форм. Возникла историческая необходимость преодоления старого и отжившего таким путем, «чтобы человечество, смеясь, расставалось со своим прошлым». 4 Задача высмеять рабское следование гомеровским приемам была трудной ввиду огромной популярности «Илиады» и «Одиссеи». Может быть поэтому, пародия на героический эпос появилась довольно поздно — где-то на рубеже VI-V столетий. Это — «Батрахомиомахия», автором которой некоторые источники называют Пигрета Галикарнасского. Пародируются как содержание, так и стиль «Илиады», а материал для пародии поэт берет из старого народного жанра — «животного эпоса». Как и в гомеровской поэме, здесь повествуется о войне. Там сражаются народы, здесь — лягушки и мыши. Там проявляют доблесть и отвагу Ахилл, Диомед, Аякс, Гектор, Сарпедон и другие герои; здесь вызываются на поединки Творогоед, Грязевик, Норолаз. Там произносят воинственные речи вождь ахейцев Агамемнон, вождь дарданцев Гектор, здесь обращаются с боевым призывом к мышиному племени его царь Хлебогрыз, а к лягушкам — их властитель Вздуломорда. Там герои блистают медными доспехами, здесь шлемом служит скорлупка ореха, щитом — капустный лист, копьем — остроконечный тростник.
4
К. Маркс, Ф. Энгельс. Сочинения, т. I, стр. 418.
Пародируются и образы олимпийцев, решающие исход каждого боя в «Илиаде». Там, потрясая эгидой, Афина наводит ужас на воюющих, обращает в бегство, приносит победу или поражение. Здесь богиня беспомощна и жалка. Мыши изгрызли ее единственное платье, за починку которого ей трудно расплатиться — так она бедна, а лягушки своим кваканьем совсем лишили ее сна, и воинственная дочь Зевса не способна справиться ни с теми, ни с другими. Чтобы не пострадать от развернувшейся страшной битвы, олимпийцы удаляются на высокую вершину, среди них и сам Громовержец. Так выглядят в «Батрахомиомахии» боги и герои, о которых повествуется по всем правилам эпического стиля, с его традиционным запевом, постоянными оборотами, повторами и эпитетами. Несоответствием содержания комичной басенной истории тону героического повествования вышучивается рабское следование гомеровской традиции в эпоху, которая требовала совсем иной поэзии.
Трагическая «Илиада» отзвучала в «Батрахомиомахии» юмористически.
Лирическая
Лирический элемент отмечен нами и в дидактической поэме Гесиода «Работы и дни». Но в VII-VI вв. лирика стала самостоятельным и притом главным, доминирующим родом поэзии. Она закономерно оттеснила героический эпос, отвечая требованиям нового общества, где человек был больше предоставлен собственным силам и возможностям, своей собственной судьбе. Личность становится как бы независимой, хотя в действительности остается связанной с обществом, но только иным образом и на иных началах. Это сказывается и в области художественного творчества. В предыдущую — эпическую — эпоху поэзия повествовала главным образом о событиях, подвигах и переживаниях, волновавших род, племя, объединение племен. Теперь она стала больше выражением состояний, стремлений, чувств и мыслей, волновавших отдельного человека, самовыражением его личности. Это и обусловило развитие лирики. Отношение к окружающему миру теперь у поэта целиком «свое», субъективное. Принадлежа к полису и откликаясь на его общественную жизнь, лирик и здесь выступает как индивидуальность. Даже у элегиков — Солона, Феогнида, — часто обращавшихся в стихотворениях на патриотические и социальные темы к традиционным афористическим суждениям, к народным сентенциям — гномам, выражаются не только общие, но и собственные мысли и чувства лирика. Общественное сознание здесь находит индивидуальное преломление в творчестве поэта. Отсюда происходят важные изменения как в содержании, так и в форме поэзии. Героический эпос повествовал о далеком прошлом. Лирическая песня обратилась к живой современности. Эпос воспевал потомков богов, лирика говорила об обыкновенных людях. Эпос был посвящен деяниям исключительного значения; лирика — главным образом моментам жизненным и злободневным. Эпос отлился в монументальную форму и сохранил множество неизменных оборотов — формул; как малый жанр, лирика более подвижна и почти не знает стойких форм и выражений. Именно в такой подвижной, отзывчивой, злободневной поэзии нуждалась наступившая эпоха ломки отживших социальных устоев, время непрерывного общественного брожения и бурления.
Типичным сыном этой эпохи и ее лучшим выразителем был Архилох. В истории литературы мало поэтов, чье «я» вылилось бы в стихах с такой же силой и непосредственностью, как у него. Из стихов Архилоха узнаем мы о его судьбе, горемычной судьбе наемного воина, которую поэт сумел с предельным лаконизмом и энергией обрисовать в одном двустишии:
В остром копье у меня замешен хлеб. И в копье же Из-под Исмара вино. Пью, опершись на копье (2).Жалоба ли это? Или просто суровая правда жизни в стихах, равных которым по искренности лирика Европы не знала до «Большого завещания» Франсуа Вийона?
Нельзя не почувствовать этой правды и в отрывочной строке, в которой поэт характеризует свою солдатскую долю:
Главк, до поры лишь, покуда сражается, дорог наемник… (15).Служба наемного воина, на которой Архилох и погиб, даже не всегда обеспечивала поэту возможность прокормиться. В одном отрывке он признается, что вынужден, побираясь, протягивать руку (79). К богатству он, однако, равнодушен и не завидует даже многозлатному Гигесу (57).
Понятно, что человек с такой судьбой многое не принимает в жизнеотношении Гомера. К героической чести он относится не только равнодушно, но даже иронически. Оставить свое оружие в руках врага для гомеровского героя позор, а для наемного воина Архилоха кинуть в бою свой доспех и спасаться от гибели бегством отнюдь не постыдно, и поэт, ничуть не смущаясь, шутя, рассказывает о своем негеройском поведении (5). Понятие доблести ему чуждо. Посмертная слава, которой так дорожат гомеровские герои, для Архилоха не существует.