Эльмира Нетесова Мгновенья вечности

Нетесова Эльмира Анатольевна

— Играйте со своими гантелями сколько хотите, а я хоть со стороны гляну, что ни все мужики поизвелись.

— Вот так-то оно, сынок! — вздохнул Илья Иванович и продолжил:

— Сегодня Сазонов ругал нас, что работы не видно. Целыми днями вкалываем, а ни одного заявления! Нераскрытых дел нет, и вообще никаких конкретных действий, сплошная мелочевка! Даже в отчетах нет ничего, что показать проверяющим? В журналах пусто! Мол, достанется на орехи из управления. Вобщем, с час мне мозги компостировал. Я и сказал, коль не устраиваю, уйду на пенсию. До нее совсем мало осталось! — вздохнул человек.

— Что ответил Сазонов?

—

Сразу замолчал. Сам знаешь, никто не хочет работать за такую зарплату. В городе никто не соглашается в милицию. А уж на периферии и подавно. Ведь, прежде чем подписать мой рапорт, надо найти замену. А где ее сыщешь? Я все это понимаю. Но устал от пустых упреков. Почему мы должны быть карательным органом и наказывать людей за всякую мелочь, калечить их судьбы и жизни! Ведь мы тоже, прежде всего люди! И обязаны помогать своим поселковым, а не хватать каждого за грудки и за шиворот. Это уже было с нашими отцами. К чему повторять старые ошибки? Они еще сегодня больно отзываются в нашей памяти...

— Ты не обращай внимания,— пытался успокоить Яков отца. Но тот не согласился:

— Мы не бездельничаем! Конечно, я и ты тоже могли б отдавать под суд за всякую мелочь, вон как в деревне, украл у соседа курицу, получи пять лет заключения и топай на зону. Неважно, что это дело смехотворное, и его даже с натяжкой не назовешь преступлением. Зато есть раскрытое дело! Оно в отчетности зафиксировано. И тут же за убийство человека судят. Как и за украденную курицу дают пять лет. Парадокс, не правда ли? Но это факты! От них никуда не денешься! А я не хочу, чтобы за незначительную провинность шли люди в зону, а дети росли без отцов! Ни одна тюрьма не выправит человека, не подарит будущего, а вот сломать способна каждому.

— Я до сих пор помню, каким было первое дело? А тогда и не знал, как к нему подступиться? Каким сложным оно показалось. Помнишь, я сразу к тебе за помощью прибежал!

— Напомни, я забыл...

— Ну, как же! У бабки пенсия пропала! И не просто из дома, а из-под матраса! И в доме ни единой живой души.

— Нашел о чем вспомнить? — отмахнулся Илья Иванович.

— Ничего себе! Я всю ночь спать не мог!

— Глупым был! От того переживал. Случалось, бабки забывали, куда положили деньги. Сами от себя спрятали! Я думал, что и та бабка из разряда склеротиков. Но у нее память оказалась цепкой. Бывшая бухгалтер! Такую на копейке не проведешь.

— Но как ты вычислил вора?

— Все просто, круг ее общенья был очень ограничен. Пара соседей с лестничной площадки, двое или трое подруг с работы. Ну, еще пара знакомых из бухгалтерии. Вот и все.

— А о нем как узнал?

— Наша дама, как помнишь, никак не хотела колоться, что у нее на ночь остается мужчина. Пусть не каждый день, но все же... Я это понял. Улики увидел.

— Какие?

— На тумбочке возле койки флакон мужской «Рексоны». Этим запахом были пропитаны подушка, простынь, одеяло. Сама хозяйка пользовалась другим, цветочным освежителем. Под подушкой он забыл носовой платок. Заметь, мужской, каким хозяйка не пользовалась. Отсюда вывод, этот человек оставался на ночь ни один раз. И в квартире освоился неплохо. Он знал, где она держит деньги. Хотя необычно с ее профессией держать деньги дома. Но она жила по старинке, не меняла привычек. И когда он полез за платком среди ночи, влез ни под подушку, а под матрац и нащупал платок, в каком баба держала деньги. Он их успешно положил

к себе и поспешил от женщины, едва рассвело. Она спала и денег хватилась не сразу, лишь через несколько дней. К тому времени человек почти все их потратил. Ну, раскрутил я ее друга. Обычный ловелас, у него своя проблема имелась. Он из клептоманов. Не думал, что его раскусят. Был уверен, что выйдем на женщину, какая раз в неделю прибирала в квартире бухгалтерши. Я ее сразу отмел. Ну, а дружбу и всякие прочие отношения с Альфонсом, разрушил окончательно.

— Деньги он ей вернул?

— Взял их за интимные услуги. Так и сказал, когда узнал, что она обратилась к нам в милицию. Не удивляйся сын! Мельчают мужики! Лицо и достоинство теряют. Бабы видят и молчат. Нет альтернативы. А когда иссяк выбор, любому рады!

— Отец! Тебе бы отдохнуть! Сколько лет без отпуска работаешь? — напомнил Яков.

— Ни времени, ни денег нет на круиз вокруг Европы. Была б такая возможность, махнули бы с тобой! Да держат за руки дела. Сазонов называет их мелкотой, «блохами», но нет ничего важнее их,— вздохнул Илья Иванович трудно.

Шли дни, недели, месяцы. Казалось, ничего не изменилось в жизни Терехиных. Рос Степка, каждое утро уходили на работу мужчины. А, возвращаясь вечером, обсуждали каждый прошедший день.

— Отец, завтра Степка идет в школу! Сам его поведешь или мать? — спросил Яков.

— А ты чем займешься?

— Пойду к Черновым. Не могу взять в толк, кому они помешали? Тихие, спокойные люди. Жили обособлено, ни друзей, ни врагов не имели. Кто мог их поджечь? Кому такое взбрело в голову? — недоумевал Яшка.

— Почему думаешь на поджог?

— Пожарные инспекторы так сказали.

— Предположили?

— Нет! Уверены. Завтра официально подтвердят.

— Сколько лет они в поселке живут? Узнавал? А может, помнишь?

— Они из беженцев. Лет пять, как с Кавказа переехали. На работе к ним никаких замечаний, с соседями все путем. Только на ноги стали подниматься. Мечтали дом обложить кирпичом и не успели. Все дотла сгорело. Сами еле успели выскочить из постелей, кто в чем был. Огонь со всех четырех углов подступил. Такое при замыкании не бывает. Среди ночи пожар вспыхнул. Никакой грозы, ни огонька в доме не было.

— А сами что говорят? — перебил Илья Иваныч.

— Говорить пока не могут. Голосят так, что больно смотреть и слушать. Хорошо соседи приютили на время. Как дальше будут, ума не приложу. Наши поселковые собирают для них вещи и деньги. Короче, кто что может. А Черновы растерялись, оно понятно, на дворе уже осень, как и где перезимуют люди? Ведь все сгорело.

— Сынок! Понятно, что потеря большая, но главное, что сами живы. И к счастью, как я слышал, никто всерьез не пострадал, и даже в больницу за помощью не обращались.

— Их родители жалеют, что живы остались.

— Это на первых порах! Погоди, немного схлынет горе! Дай людям в себя придти. Их не стоит уговаривать. Почти все беженцы приезжают голыми. Потом все со временем приобретают. Так и эти, оперятся заново. Но поджигателей найти надо и дать по рукам круто, чтоб впредь неповадно было разбойничать. Свои иль чужие такое отмочили, щадить нельзя! — говорил человек убежденно.

— Если чужие подпалили, они не могли остаться незамеченными. Кто-то их обязательно видел. Кому-то бросились в глаза приезжие. Своих кавказцев знаем каждого наперечет. Эти не способны на такое! — говорил Яков.