Эльмира Нетесова Мгновенья вечности
Шрифт:
— Я терпел, сколько мог. Больше сил не стало. Давно надо был уйти,— обхватил руками голову и замолчал.
— Глебка, скажи, почему так решил, что случилось? — спросил психолог.
— Артем, подождите, дайте мне поговорить с Глебом,— прервал психолога Илья Иванович и спросил:
— Как ты здесь устроился? Где живешь?
— Где придется,— отмахнулся Воробьев равнодушно.
— Ребята в классе о тебе беспокоятся...
— Нужен я им, как летний снег! Не смешите! — сопел мальчишка.
— К чему мне врать?
— Шесть,— ответил Глеб глухо.
— Видно любит тебя соседка! — заметил человек, как дрогнули плечи.
— Другого полюбит,— ответил хмуро.
— Она тебя ждет.
— Я не вернусь,— отозвался тихо.
— Жаль девчонку! Переживает. И друзья беспокоятся. Все ж свои мальчишки!
— Может, и я скучаю, но не вернусь к ним. Не могу!
— Кто так довел? — подвинулся поближе, положил руку на плечо Глеба.
— Да все достали! Жизни нет! Я и кровосос, и нахлебник, и грабитель, сволочь и негодяй, дебил и недоносок. Чего только не наслушался. И это при всех, при целом классе, и на весь дом и двор, при соседях! Будто хуже меня на целом свете нет. Ну вот, пусть живут без меня! С самого детсада, сколько себя помню, каждый раз позорили. А потом попробуй выйти во двор или на улицу, когда вокруг смеются. Как от чумного отскакивают. Заговорил с Тамаркой во дворе, мать вышла и кричит:
— Ты что с этим полудурком скалишься? Он же отморозок и дебил! Иди домой, псих! Чего тут треплешься? Иль вовсе мозги потерял, собирайся в школу, звезданутый! — сжал руки в кулаки.
— Отец того хуже. При всех по морде надает. Бывало, с ремнем выходил во двор. Мальчишки учили на велике ездить, а пахан как вылетел с ремнем, да по башке! Я целую неделю голову поднять не мог, так болела, что не видел и не слышал ничего. А пахан скалится, что ему в свое время еще круче перепадало. А я плохо запоминать стал. Даже во сне часто болит голова.
— Ну, а за что? — спросил психолог.
— Их спросите! — огрызнулся Глеб зло.
— Ты с отцом пытался говорить?
— О чем? У нас разные весовые категории! У него кулаки с мою голову. И разговор всегда один. И только бабка меня жалела, но что она могла?
Она одна, их двое. Меня за человека никто не считал. Что ни попроси, ответ один! Кулаки и базар. С меня хватит! Чего они теперь хотят? Не на кого брехать стало? Не вернусь, лучше сдохну, но сам, без их помощи! — всхлипнул мальчишка.
— Глебка! Все понятно, но и так жить, как теперь, тоже не выход! Надо учиться! — встрял Артем.
Мальчишка презрительно хмыкнул:
— Я давно не верю в сказки. И хватит меня уговаривать. Пусть мои недоумки родители считали дураком, вам не дал таких оснований. Сказал, не вернусь к ним, и все на том! — ответил мальчишка твердо.
— Ты что
— Я вчера с твоими долго говорил. Допоздна. Они сами все поняли. Отец переживает и правильно понял свои промахи. Что касается матери, она одного хочет, отправить тебя в Минск к родне, чтоб ты там поступил и учился. К своему брату вздумала послать, у которого нет детей. Он давно тебя просит.
— К Матвею Прохоровичу с удовольствием, хоть сейчас,— живо отозвался парнишка.
— Твои родители за эту неделю многое пережили и обдумали. Разговор у нас был нелегким,— сознался Илья Иванович.
— С ними базарить бесполезно. Я много раз пытался, но ничего не получилось! — вздохнул Глеб.
— Тогда они не дозрели,— усмехнулся Артем.
— Знаешь, как условились?
— А мне по барабану...
— Ты все же выслушай! — настаивал Илья Иванович и, повернув к себе мальчишку, сказал:
— Я тебя ничем не обидел. Не умею разговаривать с человеком, повернувшимся ко мне спиной. Не хочешь слушать, дело твое. Но речь идет о твоем будущем. Ты считаешь, что прав во всем и умолчал о своих проделках. Ну, скажи Глеб, разве это порядочно брать без разрешения деньги из семейного бюджета?
— Я купил магнитолу! А если бы просил, никогда не получил бы! Обязательно отказали б! Или не знаю?
— По сути, ты их украл!
— В своем доме не воруют, а берут.
— Это если с разрешения. Ты даже не предупредил. Сколько раз вот так наказывал своих?
— Я все тратил на дело!
— Не спорю, но, не спросив разрешения.
— Мне они никогда не дадут, хоть тресни!
— Глеб! Ты даже у бабки клянчил пенсию. Это вовсе непорядочно! Скажешь, что их тоже на технику пустил? Неправда!
— Ну, купил Тамарке подарок к Восьмому марта! Первый раз за все годы! А разговоров больше тех копеек. Выходит, бабка тоже выдала? Я ее единственным другом считал.
— Глеб! Дело ни в деньгах. В самом факте воровства! Нельзя красть ни у кого, тем более дома! Это не по-мужски! Ты не малыш! Сам понимаешь, за что получал от отца. И дальше! Зачем парфюмерию матери без разрешения подарил одноклассницам?
— Я ей отомстил за то, как меня опозорила перед всеми! А какая у нее была рожа, когда заглянула в сумку, а там пусто! У ней глаза по банке стали, чуть не вывалились в сумку! А как завизжала от злости. Училкам на меня нажаловалась. Ну, и что толку? Кто ей вернул хоть что-нибудь?
— Глеб! Тебе будут давать деньги на твои карманные расходы.
— Мне? Вы смеетесь! — не поверил в услышанное.
— Я говорю серьезно. И никто пальцем тебя не тронет. Ни обзовет и не унизит нигде! Это обещано всеми однозначно. Я сам прослежу. Если кто нарушит слово, устраиваем тебя учиться в Смоленске, а жить станешь в интернате. Договорились?