Эмигранты
Шрифт:
И тут Женька проснулась в холодном поту. Открыла глаза. Кошмар исчез, осыпался, превратился в бесформенную кучу. Она и толком вспомнить не могла, что видела, осталось лишь тяжкое чувство тоски и одиночества. В комнате было темно. Дверь на балкон оставалась открытой и лёгкий ветерок, скользя по полу, лениво шевелил занавеску. На соседней кровати тихонечко и ровно посапывал Колька. Женька приподнялась, протянула руку и дотронулась до его лба. Вот он, никуда и не исчезал. Спокойно спит, прижав к себе медвежонка.
Откинув простыни, Женька села, потерла ладонями лицо, снимая прочь остатки липкого кошмара. Потом встала, потянулась, подняв
«Получается – мы проспали почти двенадцать часов…» – удивленно подумала Женька. – «Всё проспали: и ужин, и купание, и пляж… Надо же… Вот сони…»
Женька склонилась над Колькой. Одноухий медвежонок, прижавшись к его щеке, поблёскивая глазками– бусинками, с любопытством поглядывал на неё. Женька поправила подушки, подоткнула поплотнее простыни, поцеловала Кольку в висок. Повязав вокруг плеч свитер, вышла на балкон. Стоя на пороге, она с наслаждением вдохнула прохладный ночной воздух, прислушалась. Где-то под стеной осторожно чиркал сверчок. Моря не было слышно совсем.
«Должно быть, лежит сейчас, как тёмное шелковое покрывало, и ни единый всплеск, ни единая морщинка не тревожат его поверхности, а только звёзды, перемигиваясь, отражаются в воде, как в огромном черном зеркале», – подумала Женька. – «Вот бы спуститься и посмотреть на него, но я не знаю местных порядков. Может быть, нельзя выходить из гостиницы ночью. Впрочем, какие глупости. Почему нельзя. Можно. Конечно, можно. Завтра или в другой день, но обязательно искупаюсь в ночном море. Правда, одной страшновато будет… Кто там водится в этой темной воде? Акулы всякие, осьминоги…»
Женька облокотилась о поручень и посмотрела на небо. Сад спал, ни веточка, ни листик не шевелились в ночном воздухе. Сквозь листву виднелись звёзды, сильные, яркие, похожие на живых существ, казалось, что, поблёскивая, они перешёптываются о чём– то, указывая друг другу на одинокого человечка, смотрящего на них из-под ветвей ночного сада.
«Как здорово! Как будто я в сказке. Как жаль, что …» – тут Женька осеклась, она хотела добавить, – «… как жаль, что сейчас нет никого рядом, с кем можно было бы поделиться этой красотой…».
Давно уж она не позволяла себе подобных мыслей.
Эта тема долго, очень долго была у неё под запретом. Дорога к похожим мыслям закрыта, а дверь замурована наглухо, но здесь, на берегу южного моря, посреди таинственного, ночного сада, под огромными звёздами, вдали от городской суеты и холодных конторских отношений, от которых душа стынет, как в морозильнике, от затравленной беготни по серым улицам, как-то само собой получилось, что запоры ослабли и под той дверью появилась светлая полоска, а это значит, что кто-то там, с той стороны, зажёг свет.
По привычке Женька попыталась отмахнуться от этих мыслей, загнать их обратно на самоё дно, чтобы вернуться к своему рассудительному, холодному, жёсткому, волевому состоянию, но в этот раз не очень-то и получилось. Не очень-то получилось в этот раз, не сработало это и на следующий день, точнее ночь, и через день ничего не получилось, и ещё дальше привычка забыться не давала уже привычного и ожидаемого результата.
Со стороны соседнего номера раздался густой, рокочущий храп. Женька грустно улыбнулась и вернулась в комнату.
Так нельзя, нужно сдерживаться и не поддаваться слабости, да и Колька мог проснуться, если бы она неосторожно всхлипнула, а тогда, как и что ему объяснять, когда и сама толком ничего не могла понять.
Минуты через две Женька почувствовала, что отпускает. Успокоившись немного, она повернулась на спину и лежала так неподвижно, закрыв глаза, пока не заснула.
Глава 8
Отдых – дело ответственное
Будильник прозвонил точно в шесть утра, ровно во столько, во сколько Женька и хотела встать. Протянув руку, она привычным движением хлопнула по кнопке, после чего будильник кувыркнулся с тумбочки на пол и затарахтел оттуда ещё злобнее и громче. Колька заворочался на соседней кровати и сонно пробормотал:
– Ма, ты что? Почему так рано? Ты что, на работу идёшь?…
– Спи, спи…– у Женьки наконец получилось отключить звонок. – Пойду, искупаюсь.
– А я? – сонно моргая, спросил Колька.
– Если хочешь, то вставай. Но предупреждаю, вода ещё холодная и солнце не поднялось.
– Вода холодная… – задумчиво повторил Колька. После чего, покрепче прижав к себе медвежонка, завернулся с головой в одеяло так, что снаружи остался торчать только нос. – Ма, наверное, мы с Мишкой останемся. Ему не очень нравится холодная вода. Ты, как искупаешься, приходи, разбудишь нас.
– Ладно, уговорил. Спите. Я быстро вернусь.
Переодевшись и захватив с собой полотенце, Женька выскользнула из номера, аккуратно прикрыла за собой дверь, придерживая за ручку, пока в сонной тишине отчётливо не послышался металлический щелчок замка. Наступая на носочки, не сходя с середины ковровой дорожки, стараясь, чтобы ни одна половица не скрипнула и не нарушила таинственный покой спящего отеля, проследовала пустынными коридорами, спустилась в холл, где в этот ранний час никого ещё не было, но два представителя администрации уже начали в неумолимо ускоряющемся ритме перемещаться за стойкой от телефона к компьютеру и обратно.
Выйдя из гостиницы, Женька остановилась на пороге и посмотрела на небо. Солнце ещё не поднялось над горизонтом, но на востоке небосклон окрасился в нежнейший розовый цвет. Уже знакомой тропинкой она прошла через сад, такой тихий и таинственный ночью, в то время когда выходила на балкон, сейчас он вновь наполнился звуками и движением. Крохотные птички скакали по ветвям, пересвистываясь на все лады, приветствовали наступающий день. Какие-то невидимые насекомые, настраивая свои скрипучие инструменты, подыгрывали им. Все живые существа радовались новому дню, яркому и просторному, полному света и тепла. О своих тяжелых снах, похожих на кошмар, о приступе тоски она и не вспоминала, в этом нежном утреннем свете от них не осталось и следа.