Энциклопедия русской пустоты
Шрифт:
Тут он стал на колени, чтобы совершить намаз, как вдруг потихоньку – всё нарастая – послышался поток отборной солдатской матерщины.
– …ЕЖОМ КОСМАТЫМ, ПРОТИВ ШЕРСТИ ВОЛОСАТЫМ!..
Кызылджон ещё раз заглянул за край КОЛЕНА. Мощными РУЧИЩАМИ по ВОЛОСКАМ небритых НОГ этой несметной ЖЕНЩИНЫ, ХРАПЯ УСАМИ, беспрестанно МАТЕРЯСЬ и КУРЯ крепкую ТРУБКУ, – КАРАБКАЛСЯ ПЁТР I. Отшатнувшись от стального ВЗГЛЯДА, Кызылджон поскорее простёрся в намазе.
И вот одна РУКА, другая РУКА – двадцатиметровая ФИГУРА
– Я ТЕБЕ ТАКОЙ ОРДЕН ПРИГОТОВИЛ, А ТЫ… – горько ПРОГОВОРИЛ разочарованным батькой ОН.
– А что я?.. – переговорил Кызылджон.
– ПО БАБАМ ПОШЁЛ, ХА-ХА-ХА! – От матросского этого СМЕХА можно было оглохнуть. – СМЕНУ НЕ ЗАКРЫЛ ТЫ, КЫЗЫЛДЖОН. А НАША СТРОЙКА – НЕ ДРЕМЛЕТ НИ ДНЁМ НИ НОЧЬЮ! ПОШЛИ, РАСПИШЕШЬСЯ.
Чудовищная РУКА его тут же ПОДХВАТИЛА и БРОСИЛА в КАРМАН. Барахтаясь среди стогов шерсти, табачных глыб, фантиковых покрывал, Кызылджон катался туда-сюда, смиренно ожидая кончины.
Когда тряска немного улеглась, Кызылджон, вставляя ноги в НИТКИ, вскарабкался к вершине КАРМАНА и высунул голову под хлёсткий снег и мороз, жгучий по ушам. Держась обеими руками за ПУГОВИЦУ, он смотрел и видел: ПЁТР ГУЛЯЕТ по Петербургу. От одной крыши к другой крыше – по несгибаемой ржавой жести – НЕСМЕТНЫМИ ШАГАМИ следовал ОН с одного дома на другой: и линии проспектов, електрические артерии, Медный всадник, луковка Исакия, бесконечно маленькие боги этого плоского Петропольского чертежа – были видны как никогда – отсюда, из этого подпрыгивающего КАРМАНА.
Благовещенский мост уже развели, но расстояния от ближайшей крыши до вздыбившегося конца моста как раз хватало на императорский ПРЫЖОК: легко, без разбежки – ОН в три ПРЫЖКА ПЕРЕМАХНУЛ на крышу Репинской академии, с этим её колодцем и Шуваловым на его дне.
Тут ПЁТР ВЫТАЩИЛ Кызылджона и ПОСТАВИЛ его на крышу:
– СТУПАЙ, РАСПИСЫВАЙСЯ – Я ЗДЕСЬ ОБОЖДУ.
– А позвольте спросить? – скромно произнёс Кызылджон.
Тут ПЁТР резко СХВАТИЛ его и ПОДНЁС к выпученным ГЛАЗАМ своим:
– СПРАШИВАЙ.
Кызылджон помялся и посмотрел на Петропольскую панораму:
– Но если мы все вольные каменщики на стройке этой Великой пирамиды – то во славу кого же мы это делаем?
УСМЕХНУВШИСЬ правым УСОМ, ПЁТР ОТЧЕКАНИЛ:
– ВЕЛИКОГО АРХИТЕКТОРА.
– А при чём здесь Аллах? То есть – зачем Всевышнему слава, если Он и без того велик?
ПЁТР УСМЕХНУЛСЯ опять и РАСПРАВИЛ УСЫ.
– ТЫ, ПАРЕНЬ, СМЕТЛИВ. ТУРКУ Я БИЛ. ШВЕДА Я БИЛ. НО ТАКИХ ПАРНЕЙ НЕ ХВАТАЛО… АЙДА НА ФЛОТ К НАМ? КАПИТАНОМ БУДЕШЬ.
– Не хочу я дворников топтать, Пётр. Лучше отпустите меня. Без наград.
– ЭХ, ЖАЛЬ!.. НО ТАК ТОМУ И БЫТЬ – СТУПАЙ.
Тут ПЁТР снова ПОСТАВИЛ его на крышу, размашисто ПОДМИГНУЛ – и ЗАШАГАЛ своими скорыми несметными ШАГАМИ по Университетской
Расписавшись в журнале и сдав ключи, он тут же уволился и – ни в коем случае не глядя на сфинксов – поскорее на Московский вокзал (так и шёл по улице в этих подземных тапках): нахер-нахер-нахер, домой-домой-домой – в нормальную пустыню, без этих снегов, без этих гигантов, без этих масонов. Уж лучше будет баранов пасти, двор мести, фрукты сажать, – а не вот это вот всё.
Взяв билет, Кызылджон прошёлся до шавермы (подкрепиться) – заодно разменял на доллары часть рублей. Минут семь он стоял и смотрел какие эти зелёные бумажки красивые, волшебные, – а с изящной купюры на него – отнюдь не без любопытства – глядела пирамидка с глазиком.
Конечно же, заговор!
– А таки что плохого в теориях заговора?
– Ну, равви Шем-тов, вы ведь не последний человек в Биробиджане и должны бы понимать…
– А я за сионистский заговор! Они строят Храм Соломона под землёй!
Рабби Шем-тов, Иоаким и малыш Итцик сидели на кухне, пили самогон и толковали Тору. На голове у каждого была надета аккуратная кипа из фольги.
– Таки проблема теорий заговора, – заговорил Шем-тов, причмокивая слова, – в том, что одну непроверяемую информацию – заменяют другой непроверяемой информацией. И лишь Всевышний…
– Вы погодите со Всевышним! Вдумайтесь – разве евреи не получили своих дивидендов от холокоста? – вкрадчиво вопросил Иоаким. – Окончание эпохи рассеяния, возвращение Земли обетованной! И хотя мечеть Аль-Акса…
Тут с грозным рокотом влетел комар размером с кулак и приземлился Итцику на висок. Тот резко ударил по нему и отёр кровь о джинсы, вопия:
– Ну почему, почему Вавилонский плен окончен, а мы сидим в болотах Биробиджана и кормим этих жестоковыйных комаров??
Все промолчали, приуныли, накатили – и уставились в чалое окно: мордастая панелька, вышка на сопке, речка-вонючка и лес, готовый с радостью пожрать всякого – не особенно заботясь о его богоизбранности.
– Даже не знаю… – проговорил Иоаким. – Привычно как-то. Обрусели.
– Да тут евреев-то нас трое на всю область и осталось! – не унимался Итцик. – Я в баню ходил – там никого обрезанных даже не было!
– Ну неправда, – нахмурился Шем-тов. – Я думаю, нас четверо на Биробиджан.
– А кто ещё?
– Таки моя жена.
Тут загремели ключи, и жена его – Сара, – обильная телесами, в строгих учительских очках, хлопотливая как куропатка, водворилась на кухню с баулами продуктов. Она тут же принялась ругательски ругать мужчин:
– Чего расселись? Нет бы сумки забрать!