Энеолит СССР

Мерперт Николай Яковлевич

На поселении Брынзены-Цыганка, полностью раскопанном В.И. Маркевичем, на площади 1,5 га зафиксированы остатки 50 жилищ. На поселении среднего периода Хэбэшешти I на той же площади находилось 44 дома. Работами в Среднем Поднепровье установлено, что в начале позднего периода в небольших поселках (Чапаевка) на площади около 5 тыс. кв. м располагались по кругу 11 углубленных жилищ, каждое из которых имело свой очаг, и культовые объекты. Судя по размерам жилищ (10–12 кв. м.), здесь, видимо, обитала исходная хозяйственная и идеологическая ячейка общества — малая семья. Кроме того, на поселении Чапаевка обнаружено жилище удлиненной формы площадью почти 100 кв. м (Круц В.А., 1977, с. 15–27). Наличие крупных многосемейных жилищ, как и наблюдаемая в некоторых случаях территориальная близость отдельных групп небольших домов, указывает на существование, помимо малой семьи, живущей в небольшом наземном или углубленном доме, и общины, занимающей поселок в целом, еще одной общественной ячейки. Скорее всего это была, как и в более ранние периоды Триполья, большесемейная община, но на этот раз, согласно данным могильников, уже бесспорно патриархальная.

Исследованные могильники содержат материалы, указывающие на наличие объединений типа большесемейных общин. Так, на могильнике поселения Чапаевка, где были погребены взрослые общинники, могилы располагались тремя рядами, насчитывающими

до 14 захоронений каждый. Видимо, в таких рядах совершены захоронения членов одной ячейки, которой и была большесемейная община. Могильник небольшого рядового и, видимо, довольно бедного поселения был изучен Т.С. Пассек у с. Выхватинцы (Пассек Т.С., 1961а). Недавно материалы его были повторно проанализированы В.А. Дергачевым (Дергачев В.А., 1978), выделившим в одной из частей могильника три неодновременные группы могил, каждая из которых включала одно женское, одно-два мужских и одно-пять детских захоронений. Рассматривая эти группы как могильники малых семей, возможно, поочередно занимавших первенствующее положение в данном коллективе, В.А. Дергачев подчеркивает, что в каждой из них составом инвентаря выделяются мужские погребения. Так, одна мужская могила содержала 11 сосудов и статуэтку, другая — уникальный топор-молот, третья, помимо прочих находок, — медное шило — единственный металлический предмет во всем могильнике. На особое общественное положение мужчин, погребенных с наиболее «богатым» инвентарем, обращала внимание еще Т.С. Пассек (Пассек Т.С., 1961а, с. 166). Состав инвентаря явно указывает на главенствующее положение мужчин в системе общественных отношений. Кроме того, отмечает В.А. Дергачев, наличие орудий, в том числе серпов, и оружия исключительно у мужчин в возрасте от 15 до 50 лет показывает, что они были основной производительной группой населения. Вместе с тем материалы Выхватинского могильника в целом свидетельствуют о слабой имущественной дифференциации общества, во всяком случае в той мере, в какой это явление нашло отражение в погребальных обрядах.

Последнее характерно и для некоторых могильников Среднего Поднепровья (Круц В.А., 1977). Правда, позднее в этом районе в могильниках с трупосожжением софиевского типа, наличием медных изделий, в первую очередь орудий и оружия, выделяются погребения особого типа, которые рассматриваются как захоронения глав родов и племен (Круц В.А., 1977, с. 121). Эта социальная группа, безусловно, существовала и на более ранних этапах, однако теперь она подчеркивает свое особое положение в обществе, возможно, не только социальное, но и имущественное, специфическим набором погребального инвентаря. Судя по так называемым кладам украшений, найденным в Цвикловцах и Кетрошике, накопление богатств все же имело место в весьма ограниченных масштабах.

Более наглядно особое положение племенной верхушки выступает по материалам Усатовского могильника, где эта социальная группа погребалась в курганах со сложными каменными конструкциями, с различного рода медными предметами, в том числе с оружием. Расположенный рядом грунтовой могильник, видимо, принадлежал рядовым общинникам (Патокова Э.Ф., 1979). Таким образом, погребения знати выделяются по крайней мере по двум признакам: сложностью погребального сооружения, приобретающего черты монументализма, и специфическим («богатым») погребальным инвентарем. В одном из курганов на древнем горизонте рядом с основной могилой обнаружены два мужских безынвентарных захоронения, которые Е.Ф. Лагодовская считала могилами рабов (Лагодовська О.Ф., 1943, с. 60). Во всяком случае вполне вероятно, что перед нами еще одна особенность захоронений лиц привилегированного положения на раннем этапе — человеческие жертвоприношения. Возможно, представители племенной аристократии воспроизведены в мужских статуэтках с перевязью через плечо.

Особый интерес представляет открытие крупных поселений трипольской культуры, существовавших в начале позднего периода. Первым обратил на них внимание К.В. Шишкин, тщательно проанализировавший материалы аэрофотосъемки и отметивший наличие на Уманщине огромных поселений, где жилища располагались несколькими концентрическими кругами (Шишкин К.В., 1973). Таковы поселения Майданецкое (270 га), Доброводы (250 га) и Тальянки (400 га). В Доброводах, помимо кольцевой планировки, наблюдается еще и квартальная застройка. Эти данные, первоначально вызвавшие недоумение, были полностью подтверждены при детальном изучении одного из таких суперцентров — Майданецкого поселения (Шмаглий Н.М., Дудкин В.П., Зиньковский К.В., 1973; Шмаглий Н.М., 1978; 1980). Результаты сплошной геофизической разведки и проведенных по данным этой разведки раскопок свидетельствуют о том, что оно занимало площадь 300 га и состояло из 1500 жилищ, располагавшихся четырьмя эллипсами. Число жителей таких поселков, по данным К.В. Шишкина, достигало 10–15 тыс., а по данным Н.М. Шмаглия, — даже 20–24 тыс. Эти памятники были объявлены протогородами энеолита Европы (Шмаглий Н.М., Дудкин В.П., Зиньковский К.В., 1975, с. 108). Позднее Н.М. Шмаглий характеризовал Майданецкое поселение как «земледельческо-скотоводческую предстанцию восточноевропейского города, аграрного в основе» (Шмаглий Н.М., 1978, с. 42).

Не приходится отрицать, что открытые памятники действительно представляют собой огромные поселения, но их внутренняя структура, как и микрохронология, все еще не вполне изучены. Так, не доказано одновременное существование всех «колец жилищ», а в последней работе Н.М. Шмаглий определяет время существования одного «жилого кольца» сроком жизни одного поколения (Шмаглий Н.М., 1978, с. 42). Но в таком случае и предложенная им цифра числа жителей Майданецкого поселения должна быть сокращена по крайней мере вчетверо. Огромные размеры уманских центров не должны удивлять, если мы вспомним о сохранении ими традиционной кольцевой планировки со свободной застройкой и огромным пустым участком в центре. Коэффициент застройки, определяемый соотношением общей площади поселения к площади жилых домов, составляет в Майданецком 30, а на древневосточных теллях и среднеазиатских тепе — 1–1,5 (Массон В.М., 1975, с. 14). С учетом этого коэффициента Майданецкое поселение соответствует древневосточному поселению площадью 10 га. Правда, и такое поселение по размерам приближается к древневосточному городу. Однако на огромных трипольских памятниках пока не установлены достоверно те качественно новые структурные изменения, которые отличают поселение городского типа от разросшегося села. Не известны здесь (во всяком случае пока) ни ремесленные кварталы, ни монументальные культовые комплексы. Возможно, трипольским обществом был сделан лишь первый шаг к становлению городских центров — произошла концентрация населения. Однако это не привело к сложению поселений нового

типа, что, вероятно, было обусловлено экономической слабостью трипольского общества: огромной ролью скотоводства (Коробкова Г.Ф., 1975а), относительно слабым развитием ремесла, архаическим орудийным комплексом. Огромные центры не получили дальнейшего развития и пришли в упадок еще до конца существования всего трипольского общества в целом.

Если рассматривать трипольское общество в политическом плане как своего рода конфедерацию племенных союзов, то в уманских гигантах можно было бы видеть руины общетрипольских столиц, последовательно сменявших друг друга. Но этот вопрос нуждается в дальнейшей разработке и, прежде всего, — в продолжении комплексных раскопок суперцентров с детальным изучением их производственной базы. Но как бы то ни было, их открытие показывает, что трипольское общество (о чем свидетельствуют и материалы последних лет) было отнюдь не примитивным, хотя, подобно многим раннеземледельческим обществам Европы, остановилось перед городской цивилизацией как перед рубежом.

Керамика и пластика периода позднего Триполья. Петрены.

Позднетрипольские расписные сосуды. Старые Бадражи.

Глава шестая

Идеологические представления и памятники искусства трипольских племен

Среди северопричерноморских комплексов энеолитического времени памятники культуры Триполье-Кукутени дают наиболее полные наборы изделий, позволяющие рассматривать сложные вопросы, связанные с идеологическими представлениями древних племен. Этой проблеме посвящено значительное число работ как русских, так и зарубежных исследователей. Большинство авторов ограничивалось публикацией отдельных категорий инвентаря, отражающих идеологические представления трипольско-кукутенских племен, что в лучшем случае сопровождалось попытками их классификации (Хвойко В.В., 1901; Hadaczek К., 1914; Makarenko N., 1927; Cehak H., 1933; Himner M., 1933; Majewski К., 1938; 1948; Маевский К., 1959; Пассек Т.С., 1949а; 1961а; Макаревич М.Л., 1954; Мовша Т.Г., 1953; 1969; 1973; 1975б; Berlescu N., 1964; Кусургашева А.П., 1970; Попова Т.А., 1970). Вместе с тем предпринимались попытки реконструировать сами идеологические представления, в той или иной мере нашедшие отражение в объектах материальной культуры (Пассек Т.С., 1947; Селинов В.И., Лагодовская Е.Ф., 1940; Патокова Э.Ф., 1957; Макаревич М.Л., 1960; Гембарович М.Т., 1956; Даниленко В.Н., 1974; Збенович В.Г., 1974; Dumitrescu V., 1968b; 1974а; Nitu A., 1967; Marinescu-Bilcu S., 1974а; 1974b). Неоднократно предметом специальных исследований становилась трипольская пластика, привлекшая внимание ученых еще в начале XX в. (Скрыленко А.А., 1905). Пытаясь дать обобщенную картину идеологии и религиозных верований трипольских племен, С.Н. Бибиков интерпретировал их пластику с привлечением широких археологических и этнографических параллелей в материалах Балкан, Эгеи и Ближнего Востока (Бибиков С.Н., 1953). В 70-е годы специалисты разрабатывали типологию трипольской антропоморфной скульптуры, изучали сложный процесс ее эволюции с учетом локальной специфики, анализировали семантику (Погожева А.П., 1971; Мовша Т.Г., 1975б). Используя в качестве исходного материала орнаментированную керамику и пластику Триполья, Б.А. Рыбаков поставил вопрос об изучении мифологии энеолитических земледельцев Северного Причерноморья (Рыбаков Б.А., 1965; 1976; 1981).

Для рассматриваемой темы первостепенное значение имеют объекты материальной культуры, связанные с древними культами и обрядами, предназначенные для отправления ритуалов сооружения, материалы погребений в той мере, в какой они отражают определенные каноны и идеологию, а также результаты семантического анализа форм и орнаментации керамических изделий.

К числу первых относятся амулеты из глины, кости и металла, достаточно широко распространенные на трипольских памятниках разных периодов. Способ ношения амулетов, прикрепленных к ремешку или тесьме, документируется глиняными статуэтками (табл. LVIII, 34, рис. 12, 10). Прежде всего, это группа подвесок из зубов оленя, клыков кабана, волка или собаки, традиция ношения которых восходит к доземледельческой эпохе. Ожерелья из зубов и клыков этих животных, особо почитавшихся в древности, известны, например, в составе наборов украшений, обнаруженных на поселениях Хэбэшешти I, Цвикловцы и Карбуна (табл. LXII, 27, 60). Скорее всего они служили оберегами.

Наиболее интересны антропоморфные подвески-амулеты, самые древние из которых представлены в коллекции поселения Флорешты II. Они изготовлены из глины и кости, причем среди костяных имеются как заготовки, так и законченные изделия (табл. LVIII, 17, 18). Голова, плечи и бедра условно переданы небольшими выступами почти равной величины. Предельным лаконизмом отличается и костяной амулет с раннетрипольского поселения Сабатиновка II, в котором очертания человеческого тела едва улавливаются (табл. LVIII, 8). В поздний период распространяются крупные костяные статуэтки-амулеты с отверстием для подвешивания, с круглой головкой, отделенной от удлиненной нижней части небольшими выступами или неглубокими вырезами, как правило, орнаментированные. Они напоминают рукояти медных кинжалов, составленные из костяных пластинок антропоморфных очертаний. Кинжал с такой рукоятью найден, в частности, в погребении 82 кургана 9 могильника Нерушай (табл. LXXXIX, 5). Подобный амулет с поселения Бильче Золотое-Вертеба украшен резным орнаментом, а на статуэтке-амулете из Выхватинского могильника маленькими круглыми ямками переданы ожерелье и, видимо, пояс (Hadaczek K., 1914, табл. V, 27а; Пассек Т.С., 1961а, рис. 44, 2).