Энергия ахно-волн
Шрифт:
Клара ускорила шаг. Возмущение йот было понятно – многие из них не получали должной поддержки своих тау, а некоторые вообще тау не имели, и вынуждены были работать. Очень давно, рассказывала бабушка, трудовое законодательство защищало права трудящихся. Но после того, как с появлением магии «экономика дала дуба», правительство отменило всё, что хоть как-то ограничивало работодателей, чтобы сохранить их вымирающий класс, включая налоги и штрафы. Йоты оказались один на один в борьбе за достойную оплату труда и проигрывали
Голосом рябого председателя Шляйфмена Правительство гундосило:
– Государство в полной мере заботится о наших йотах: даёт квоты на коммунальные услуги, субсидирует сети «Йота-снедь», чтобы сделать продукты доступными, обязывает тау проявлять заботу о своих подопечных и так далее. Йоты должны быть благодарны за это и сами стараться выстраивать отношения со своими тау, работодателем и государством…
Всё это было гнусно, несправедливо и унизительно. У Клары, как всегда, от этих мыслей страшно разболелась голова. Срочно в кофейню!
Гоша, наверное, уже заняла столик. Как это она вдруг собралась? «Развлечение для капающих магией мещан» – говорила она. А вот, поди ж ты, тоже захотела приобщиться к искусству сладкоголосого Лёнечки.
Клара решила не тратиться на такси. Нажала на кнопку вызова трамвая на столбе остановки и держала, пока из динамика не раздался квакающий от злости металлический голос:
– Очекайтэ!*
Через пару минут подкатила красный шестиместный вагон. Антенны, утратившие электрический ток, уныло свисали с боков.
«Как же это я так сильно потратилась на такси? – думала Клара, подрагивая в дребезжащей железом коробушке трамвая. – Неужели подлец «Ёж» поднял цену и не предупредил?» Она вспоминала, куда ездила последнюю неделю, загибая пальцы. По всему выходило, что ездила действительно много, и «Ёж» даже дал скидку.
«Что ещё за благотворительная помощь в «Бархатной кофейне?», – недоумевала она. Но и тут память заботливо подкидывала размытые фрагменты Лёнечкиных концертов.
Вдруг всплыла перед глазами строчка из терминала и, лихорадочно порывшись в ридикюле, Клара вытащила на свет чековую ленту. Пробежав глазами, злорадно щёлкнула по ней пальцем.
– Точно! Какое ещё остаточное электричество, а?! – злорадно выплеснула она гнев в жаркий от солнца салон. – Тридцать лет уж как его нет! Не существует больше! Будьте любезны! Ещё и остаточное!
– Если у тебя провода по квартире проложены, то так оно и есть, милая.
Клара подпрыгнула на месте и обернулась. На сиденье позади неё сидел сухой старик – седые волосы пушком обрамляют лысую маковку, глаза, как у бабушки, добро улыбаются.
– Ох… Э… А я думала, я одна тут, – смутилась она.
– Ничего они поделать с этим остаточным электричеством не могут. Гуляет по проводам, – говорил старик.
– Скажите.. Э.. Герр..
– Кауфман!
– Герр
Динамик над ухом Клары ожил, прокашлялся и сердито фыркнул:
– Фрау Райхенбах! Прыйихалы!
Только сейчас Клара заметила, что трамвай стоит, двери открыты, и она задерживает движение. Подхватила ридикюль и, не спуская глаз со старика, поспешила к выходу.
– Только реконструкцией, – с готовностью торопился Кауфман. – Только брать и выдёргивать к чертям собачим эти провода! – он рубанул сухой ладошкой воздух.
– Но это Жилкоммаг опять? – опешила Клара.
– Фрау Райхенбах! Ваша зупынка! – плюнул динамик.
– Иду-иду!
– Можете и своими силами, – старичок повернулся вслед Кларе. – Только у вас мало времени. Торопитесь! Скоро правительство примет две тысячи седьмые поправки, и тогда только через Жилкоммаг!
Клара соскочила с подножки отъезжающего вагона и обернулась. Трамвай был пустой. Кауфман словно растворился в мареве жаркого трамвая, но старческий голос продолжал неугомонно вещать:
– Месяц у вас от силы, а то и меньше. Торопитесь!
Глава 3. Концерт Лёнечки
– А я говорю вам, что выкупила сто тринадцатый столик! – услышала Клара громкий голос Джорджии. Судя по всему, она была взбешена до крайности.
– Гражданочка! – монотонно отражал атаку привыкший к скандалам дюжий швейцар-вышибала. – В правилах заведения ясно по белому указано, что йоты посещают кофейню во время концертов и представлений только в сопровождении тау, во избежание причинения невзначай вам же травм, моральных либо физических, или не дай боже увечий.
– Я тебя сейчас изувечу, плешь тараканья!
Выдержка швейцара дала брешь.
– Причинение оскорбления или иного вреда при исполнении служебных обязанностей наказывается штрафом в размере…
– Голубчик! Голубчик! – поспешила вмешаться Клара, наскоро творя расслабляющее заклинание, – всё в порядке! Эта фрау со мной! Со мной! Я просто немного задержалась!
Нижняя губа «голубчика» тряслась от обиды, он не собирался оставлять глумление над собой просто так.
– Оскорбление, сударыня – это знаете ли…
– Ах, право! – хихикнула Клара, очаровательно улыбнувшись. – Это вовсе не о вас! – она многозначительно стрельнула на изображение радушного Исайи Майера, хозяина кофейни, который брился налысо, скрывая солидные проплешины. – Не вы же, в самом деле, придумали эти дурацкие правила!
Майера не любили, особенно те, кто на него работал. И швейцар, просияв, потребовал предъявить билеты. Джорджия, с трудом сдерживаясь и сверкая глазами, выдвинула тяжёлую нижнюю челюсть вперёд и молча протянула билеты.