Энергия заблуждения. Книга о сюжете
Шрифт:
Весь мир для него расчерчен.
Он знает свое место.
Хорошее место в шахматной игре. И знает, какое движение на доске условной жизни он может делать.
Вронский хорошо ездит на лошади; можно сказать, многое связывает его с лошадью.
Серпуховской другой человек, он уже ушел на войну, крупную военную работу, и хотя он очень дружен с Вронским и, может быть, дорожит этой дружбой, но он человек иной и большей связанности с жизнью.
Он предлагает Вронскому карьеру.
Серпуховской
Я оставляю фамилию Вронского.
В поздней редакции повести Толстого «Холстомер» Серпуховской, вернее, его фамилия, появляется в другом виде.
Серпуховской воскрешается в другом возрасте. Он человек лет сорока, толстый, плешивый, с большими усами и бакенбардами.
Он раньше, вероятно, был красив.
Теперь он опустился физически и морально.
Итак, фамилия Серпуховского, крупного молодого военного того времени, тоже любителя лошадей, старшего по положению приятеля Вронского, воскресает в «Холстомере».
«Холстомер» – это трудная, очень долго писавшаяся вещь.
Она писалась в 1861 – 1863 годах.
И потом, воскреснув вновь, появилась на письменном столе Толстого в 1885 году.
Рукопись эта имела свою семейную историю в доме Толстого.
Л. Н. отказался от собственности на произведения, написанные в эпоху его литературного расцвета, еще до появления того, что стало называться толстовством.
«Холстомер», введенный в литературу в 1861 году, принадлежал, в смысле получения гонорара, Софье Андреевне.
«Холстомер» 1885 года принадлежал всем.
Книга, вышедшая из круга конюшни, из истории лошади.
Повесть, сатирическая повесть свифтовского типа, повесть о людском невежестве.
Холстомер породистый конь самой высшей марки, но он как бы незаконнорожденный.
Его пестрая шкура очень нравится лошадям, как отмечает Толстой, но она непристойна, она разрушает генеалогию.
По шкуре он дворняга.
Холстомер по-своему видит мир, по-своему много испытал, стал добрым.
В дом, в конюшню, в которой стоит постаревший Холстомер, приезжает постаревший Серпуховской.
Все прожито скверно.
То, что прожито, то, что ушло, на взгляд Серпуховского, который прожил 2 миллиона и остался должен 120 тысяч.
Проживший человек – это он, он сам, человек, по-своему не окончивший рассказ.
Мерин Холстомер стал смешным.
Когда он вернулся к стаду, то его окружили красивые, величавые и сытые фигуры.
И он заржал.
А мерины не ржут. Они не призывают кобыл. Было и жалко, и совестно, а главное – смешно глядеть на него.
Но Холстомер сохранил свою силу, свой бег. Серпуховской же потерял и свою красоту и силу, растратил все –
Его загнали в одной любовной истории, в чужом доме, куда приехал разбитый Холстомер, бывшая слава коневодства России.
Мы знаем уже, что лошади его не сразу узнали. Потом они его приняли за рассказ о лошадином горе.
Хозяин показывал гостю лошадей среднего качества на приеме других коней. Его конюший Нестер сидел на пегом, ожидающем приказания.
Проходя, гость хлопнул большой жирной рукой по крупу пегого.
Пегий узнал своего хозяина, бывшего хозяина Серпуховского. Он заржал – слабым, старческим ржанием.
Дальше заболел Холстомер.
Его повели.
Он хотел напиться, ему не дали.
Две собаки смотрели на него не как на лошадиную знаменитость.
Они ждали мяса.
Люди точили нож.
Потом он почувствовал – что-то сделали с его горлом.
Полилась кровь.
Ему становилось все лучше и лучше.
Тело его разрубили.
Волчица нашла это мясо.
Волчица принесла куски мяса своим годовалым волчатам.
Волчица подошла к самому маленькому.
Волчата сидели полукрутом.
Они радостно выли.
Волчица подошла к самому маленькому и, опустив хвост, опустив морду, сделала несколько судорожных движений и выхаркнула большой кусок конины.
Волчата бросились к мясу.
Но волчица грозно двинулась.
Мальчик-волчонок взял мясо и унес.
Серпуховской не скоро умер.
Шел по свету, неся свое евшее и пившее тело.
Но когда он, всем тягостный, умер, то его одели в хороший мундир.
Начистили сапоги и положили его в новый гроб с кисточками на углах.
Этот гроб поставили в другой, свинцовый.
Так мертвые хоронят мертвых.
Но так все подробно описано, как трудно было бы, вероятно, описать воевавшему на поле войны сельское кладбище.
Трудно было писать об этом Льву Толстому.
Толстой рассказывал о здоровом суровом табуне и об одной лошади.
Грустно рассказывал о людях Холстомер Толстого.
Про него говорили «моя лошадь».
А он удивлялся, как он может быть чей-нибудь, когда он свой.
Толстой рассказал грустную историю Ясной Поляны.
Пишет освобожденный Толстой.
Есть люди, которые называют землю своей, а никогда по ней не проходили.
Я был трижды несчастен, говорит Холстомер.
Я был пегим.
Я был мерином.
И люди вообразили обо мне, что я принадлежу не богу, не себе, как это свойственно живому, а что я принадлежу конюшему.
Так совершал суд над своей собственностью, над старыми надеждами Толстой, который уже не был своим.
Он был великим.
Он был славой страны.
Но он не был своим.