Enigma
Шрифт:
Выглядят декорации красиво. Бутоны прекрасных цветов сворачиваются и разворачиваются ежесекундно, в такт с музыкой, набирающей громкость… я узнаю это старое, давно забытое миром произведение. Еще одна игра слов и головоломка?
Потому что играет не что иное, как Enigma – Gravity of Love.
Однажды, в библиотеке я нашла покрытый пылью сундук со всяким старьем и винтажными вещичками… помимо потертых книг, потерявших цвет картин, я обнаружила там старые диски и древний плеер, каким пользовались в самом начале двадцать первого века. Я переслушала все альбомы и всех исполнителей,
Поэтому я сразу узнала ее. Совершенно несовместимые, казалось бы, звуки природы, религиозные и языческие мотивы, сексуальные ритмы и мелодичный голос вокалистки слились в безупречную симфонию неповторимой музыки, уносящей в астрал, зазеркалье, за грань реального мира. Казалось, что это не я слышу звуки, а это они медленно проникает под кожу, наполняя каждую клеточку теплом и холодом одновременно.
Откуда он знал? Что это именно то, что мне нужно.
Эта музыка. И что-то настоящее, только мое. Пусть я связанная и почти голая, но это мой танец. Тот, что будет идти прямо из сердца, а не тот, который от меня ждали бы зрители, хореографы, и даже я сама…
Закрыв глаза, я начала плавно двигаться, полностью синхронизировав движения тела с музыкой. Веревки опаляли кожу при каждом движении, натирая и царапая ее… но мне было почти плевать. Плевать, я хотела насладиться каждой секундой своего танца…
И я наслаждалась. Пока музыкальные мотивы не достигли своей кульминации, и я не ощутила, как какая-то неведомая мне сила тянет веревки, заставляя меня сбиваться с ритма и терять равновесие… и себя. Любое давление на мой танец извне отзывается болезненным спазмом в сердце, и я уже не сдерживаю беззвучных слез, беспрерывно стекающих по лицу.
На несколько долгих секунд я превращаюсь в марионетку, движениями которой полностью управляют за счет грубых нитей. Это было больно, будто некий кукловод пытался содрать с меня кожу, при помощи тугих веревок. Мне хотелось упасть на пол и зарыдать, как тогда, на первой репетиции… но собрав волю в кулак, я выбрала быть сильной. Не сдаваться. Просто продержаться. Просто превратить борьбу в искусство… борьбу с чем-то незримым и господствующим, с тем, что преследует меня всю жизнь, и возможно, почти каждого из ныне живущих.
«Люди называли свои взлеты и падения роком, везением или судьбой, – невольно вспоминаются слова Руфуса, сказанные однажды, когда я застала его в своем кабинете с опустошенной бутылкой виски и кучей голограмм вокруг с непонятными мне математическими расчетами. – Вопрос лишь в том: нравится ли им перекладывать ответственность за свою жизнь на некого Владыку, Создателя и Бога? Я думал, что это так, Кэндис. Но возможно, я ошибался… и от судьбы, словно от прописанной внутри тебя программы, не убежишь. Мне всегда хотелось быть тем, кто пишет программу, а не следует ей. Иди спать, моя дорогая. Тебе не стоит видеть меня в таком состоянии».
Полностью отдавшись танцу, и полету своей души, я отключаюсь. Прихожу в себя, тяжело дыша и лежа на спине, в позе «распятой звезды». Мои руки и ноги свободны, веревки слетели с меня на «последнем дыхании танца»… не знаю, было
Ведь я только что разделась перед толпой людей. Встала перед мишенью.
– Что это было? Этого не было в программе… – сердце пропускает удар, когда слышу первый возглас из зала.
– Кто это? Вы видели эти шрамы?..
– Неужели непонятно: бесправное отребье со своим убогим танцем, – произносит молодой и заносчивый голос.
– Это было отвратительно. Испортилось все впечатление от постановки. Мне стало плохо от этих мерзких звуков.
Тьма начинает рассеиваться, открывая собравшихся людей не в самом приглядном для меня свете. Хорошо, что я не видела этих осуждающих, полных пренебрежения и отвращения взглядов, когда танцевала. Я сажусь на пол, и, обняв колени руками, смотрю в одну точку, пока толпа Элитов бурно обсуждает мой танец и поливает меня и его грязью. Они возмущены всем: от моего «костюма Евы», в котором они увидели пошлость, до самой хореографии, в которой увидели «порно» и «БДСМ» контекст. Не знаю, было ли в моих движениях что-то неприличное извращенное, со стороны я себя не видела, и творила так, как просила душа… но они увидели то, что хотели увидеть.
Свое отражение?
Мне все это неважно, я просто хочу раствориться, исчезнуть прямо на сцене. Потому что, какой бы сильной я ни была, какой бы самодостаточной не притворялась, мне все равно больно принимать плевки и камни в свою сторону. Ледяные иглы впиваются в сердце, и я кусаю губы, пытаясь удержать истошный и надрывный крик, рвущийся из груди. Я хочу остаться одна…
Так больно мне не было даже, когда Мак связал меня в той жуткой комнате. Вот сейчас, он действительно вывернул все нутро наизнанку и позволил этому Элитному «стаду» табуном пройтись по моей душе.
Проходит немного времени, и Элиты переключаются с обсуждения постановки и моего танца на свои темы, и покидают зал.
Мне хочется потерять сознание прямо здесь, чтобы не чувствовать, не слышать, не видеть… поборов онемение в теле, я встаю, и на дрожащих ногах, бегу за кулисы, не замечая ничего и никого вокруг. Пока не врезаюсь в чью-то сильную грудь, едва не разбив себе нос. Мужчина хватает меня за предплечья, пока я, зажмурив веки, начинаю вырываться и кричать.
– Отпусти меня. Ублюдок. В тебе нет ни капли человечности… – срываясь, всхлипываю я, глотая соленые и горячие слезы, из-за которых не вижу ничего вокруг, даже когда открываю глаза.
– Кэн, это я… тише, детка. Успокойся. Все хорошо, – знакомый, но немного забытый голос, от которого сжимается солнечное сплетение. Сердце пропускает удар, а потом начинает с удвоенной силой колотить по ребрам. Джеймс. Это он. Что происходит?
– Убери от меня свои руки, – шиплю я, пытаясь избавиться от прикосновений мужчины.
Я никогда его не прощу.
Даже если падет передо мной на колени и подстелет небо под ноги. Он хуже Карлайла, хотя бы потому, что Макколэй никогда не строил из себя влюбленного в меня «принца». Но с Джеймсом… мы были вместе. И пусть я тоже не была с ним достаточно искренна, он все равно останется главным разочарованием в моей жизни.