Энни из Зелёных Мансард
Шрифт:
– До меня дошли удивительные новости о тебе и Мэттью.
– Не думаю, что ты удивлена больше меня самой, – ответила ей Марилла. – Правда, теперь я уже привыкаю.
– Досадная произошла ошибка, – посочувствовала миссис Рэйчел. – Неужели вы не могли отправить её назад?
– Полагаю, могли бы, но не захотели. Мэттью она пришлась по душе, и, должна сказать, мне самой она нравится, хотя у неё, признаюсь, есть недостатки. Но дом теперь стал совсем другим. Она его оживила.
По неодобрительному выражению лица гостьи Марилла поняла, что говорить этого не следовало.
– Вы взяли на себя большую ответственность, – мрачно произнесла Рэйчел Линд. –
– А я и не разочарована, – сухо ответила Марилла. – Если уж я что-то решила сделать, то не передумаю. Полагаю, ты хотела увидеть Энни? Сейчас позову её.
Энни прибежала с сияющим от наслаждения прогулкой лицом, но, смущённая неожиданным для неё присутствием незнакомки, растерянно замерла в дверном проёме. Тесное и короткое фланелевое приютское платье, которое ей по-прежнему приходилось носить, разумеется, её не красило. Ноги из-под него казались чересчур длинными. Веснушек на лице прибавилось, и они стали заметнее. А рыжие волосы, растрёпанные ветром, сейчас выглядели особенно рыжими.
– Ну выбрали тебя уж точно не за твою внешность, – решительно прокомментировала миссис Линд.
Она относилась к числу тех очаровательных и всеми любимых людей, которые крайне гордятся своей способностью без смущения и оглядки всегда говорить именно то, что думают.
– Какая же она тощая и некрасивая, Марилла! – продолжала эта прямолинейная женщина. – Подойди-ка сюда, дитя моё. Дай мне получше тебя разглядеть. О, небо! Мыслимы ли такие веснушки! А волосы как морковь. Подойди ближе, дитя моё, тебе сказано.
Энни подошла ближе, однако совсем не так, как хотелось гостье. Преодолев одним длинным прыжком разделявшее их пространство, она остановилась с пылающим от гнева лицом перед миссис Рэйчел. Губы у Энни дрожали, да и всю её трясло.
– Я вас ненавижу, – топнув по полу, сдавленно выкрикнула она. – Я вас ненавижу! Я вас ненавижу! Я вас ненавижу! – повторила Энни, подкрепляя каждый новый выкрик всё более громким топотом. – Как вы смеете называть меня тощей и некрасивой? Как вы смеете говорить, что я веснушчатая и рыжая? Вы грубая, невежливая, бесчувственная женщина!
– Энни! – воскликнула в ужасе Марилла.
Но та с гордо поднятой головой и крепко сжатыми руками продолжала полным негодования взором бесстрашно смотреть в глаза миссис Рэйчел.
– Как вы смеете говорить обо мне такое? – вновь осведомилась она с яростью. – Вам бы понравилось, если бы это кто-то сказал про вас? Вам было бы очень приятно услышать, что вы толстая, неуклюжая и не обладаете ни каплей воображения? И меня не волнует, если я, сказав это, задела ваши чувства. Наоборот, очень надеюсь, что их задела. Вы причинили мне боль сильнее, чем кто-либо прежде. Даже сильнее, чем пьяный муж миссис Томас. И я никогда вам этого не прощу. Никогда! – Топ! – Никогда! – Топ!
– Кто-нибудь видел когда-нибудь такой дикий
– Энни, иди в свою комнату и оставайся там, пока я не поднимусь к тебе, – с трудом обрела дар речи Марилла.
Энни разрыдалась, а затем бросилась в прихожую, с такой силой захлопнув за собой дверь, что банки, висевшие на стене крыльца, отозвались сочувственным звоном. Она пронеслась сквозь холл, вихрем взлетела вверх по лестнице, и приглушённый удар, раздавшийся сверху, дал понять: дверь восточной мансарды была захлопнута с той же яростью.
– Ну не завидую, что тебе, Марилла, придётся воспитывать это, – с подчёркнутым торжеством объявила миссис Рэйчел.
Марилла открыла рот, толком не понимая ещё, намерена она извиниться перед гостьей или осудить её. Но, услышав, что та говорит, сама себе изумилась и долго ещё изумлялась впоследствии.
– Тебе не следовало оскорблять её внешность, Рэйчел.
– Марилла Катберт, не хочешь ли ты сказать, что поддерживаешь то кошмарное проявление её вопиюще дурного норова, которое мы сейчас наблюдали? – вознегодовала миссис Рэйчел.
– Нет, – медленно проговорила Марилла. – Я не пытаюсь её извинить, она вела себя очень нехорошо. И я серьёзно поговорю с ней об этом. Но мы должны быть снисходительны. Её никогда не учили вести себя правильно. А ты, Рэйчел, была с ней слишком сурова.
На этом Марилла невольно осеклась, сама себе изумляясь, но миссис Рэйчел сказанного оказалось достаточно, чтобы с оскорблённым видом подняться на ноги.
– Что ж, Марилла, видимо, мне отныне придётся быть очень осторожной в своих словах, раз ты так близко к сердцу принимаешь обострённые чувства привезённых невесть откуда сирот. О нет, можешь не беспокоиться. Я не сержусь. Мне слишком жаль тебя, чтобы во мне осталось место для гнева. Достаточно тебе будет своих проблем с этим ребёнком. Но если прислушаешься к моему совету, а ты, полагаю, не сделаешь этого, хотя я воспитала десять детей и похоронила двоих… Так вот, я бы на твоём месте провела с ней разговор розгой приличного размера. Именно это я считаю самым понятным языком для такого ребёнка. Думаю, её характер полностью соответствует цвету её волос. Ну а за сим доброго вечера тебе, Марилла. Надеюсь, ты по-прежнему будешь часто меня навещать, но сама я вряд ли скоро сюда приду снова, если меня будут здесь оскорблять таким образом. Это нечто новое в моём опыте.
И миссис Рэйчел умчалась прочь с такой скоростью, на какую только способна толстая женщина, которая ходит, переваливаясь с бока на бок. Марилла с очень серьёзным лицом направилась в восточную мансарду, тревожно размышляя, как ей теперь поступить. Происшествие сильно обеспокоило её. Крайне неудачно, что яростная вспышка Энни проявилась в присутствии Рэйчел Линд. Но, удивляясь самой себе, Марилла возмущалась не только выходкой девочки, но и – причём гораздо сильнее – тем унижением, которому её подвергла гостья. Энни, конечно, придётся наказать, в растерянности размышляла Марилла, но как именно? Дружеское предложение розги, которая, по словам Рэйчел, была столь полезна всем её детям, Марилле совсем не понравилось. Она даже мысли не допускала, что можно высечь ребёнка. Следовало найти какой-то другой способ, который помог бы Энни полностью осознать чудовищность своего поступка.