Энтомоптер
Шрифт:
Мы остановились.
Инженер, облокотившись о подоконник, смотрел на нас.
– Мне нужно с вами поговорить, ребята, - сказал он.
– Нам некогда, - сказал Борька Линевский.
– Понимаете, мы никак не можем... Мы очень торопимся.
– Вижу, - сказал Инженер.
– И все-таки подождите. Подойдите сюда.
Мы подошли к окну.
Инженер быстро оглядел нас и остановил взгляд на Юрке, лицо которого было серым от боли.
– Что у тебя с рукой?
– спросил Инженер.
Юрка ничего не ответил и отвернулся.
– Что у него с рукой?
–
Инженер еще раз взглянул на Юрку.
– Калитка во двор открывается изнутри, там щеколда. А дверь в дом не заперта. Идите ко мне в комнату. Быстро!
Это было сказано таким тоном, что отказаться было нельзя.
Через минуту мы вошли в комнату Инженера.
Он сидел, откинувшись на высокую спинку кресла, у которого вместо ножек были колеса с резиновыми шинами. И тогда мы поняли, почему он все время сидит у окна и смотрит, как по улице ходят люди, проезжают машины и бегают мальчишки.
– Что стали у порога? Проходите! А ты иди сюда, ближе, - кивнул он Юрке. Дайте ему стул. Вот так. Садись. Что у тебя с рукой?
– Не знаю, - сказал Юрка.
– Немного обожгло... оцарапало.
– Вот ты!
– показал Инженер на меня.
– Открой нижний ящик стола. Там справа аптечка.
Я выдвинул самый нижний ящик письменного стола, стоявшего в простенке между окнами, и действительно, там оказалась голубая коробка с красным крестом на крышке. Я положил ее на колени Инженеру.
– Руку!
– приказал Инженер Юрке.
– Ну! Быстро!
Юрка прикусил нижнюю губу, весь сморщился и выпростал руку из-под мышки.
– Да... здорово тебя угораздило...
– сказал Инженер, осматривая Юркину ладонь.
– Что он, взорвался прямо в руке?
– Кто взорвался в руке? Ничего у меня не взрывалось!
– пробормотал Юрка.
– А чем, по-твоему, можно так ранить руку? Ну, скажи, чем? Лучше молчи. Я все эти игрушки отлично знаю - и ключи, и болты, и самопалы... Сначала блеск, огонь, дым, грохот! Красота! Все кругом умирают от зависти... А потом, в один прекрасный день, вроде сегодняшнего, - фук!
– и, смотришь, нет пальца или двух, а то еще хуже - нет глаз!.. А это, поверь мне, всегда так кончается. Всегда. Слышишь?.. У тебя он еще удачно взорвался...
Разговаривая так, Инженер обтер кровь с руки ватой, и мы увидели побуревший и как бы лопнувший изнутри Юркин указательный палец. Кровь из него уже не шла, а только чуть-чуть сочилась, но края раны так сильно опухли, что палец был раза в два толще других пальцев на руке.
– А теперь потерпи несколько секунд, - сказал Инженер и, смочив большой кусок марли йодом, быстро обернул им палец.
Юрка закрыл глаза и побелел, как бумага, но руку не отдернул.
– Вот и все, - сказал Инженер, перебинтовывая руку.
– Ты молодец. У тебя сильный характер. Проходит боль?
– Проходит, - сказал Юрка.
– Спасибо.
Инженер завязал концы бинта двойным узелком, положил аптечку на стол и повернулся к нам.
– Что же вы стоите, вольные стрелки? Садитесь, - показал он на стулья. Садитесь
Мы сели.
Мы плохо соображали, что происходит.
Все шло не так, как должно было идти.
Сейчас каждый нормальный человек должен был ругать нас напропалую, называть хулиганами, галахами и шпаной и грозить милицией и самыми страшными родительскими карами.
А вместо этого мы сидели против бледного человека, похожего на худенького мальчика, который полулежал в кресле на колесах и, улыбаясь, смотрел на нас.
Он ждал, что мы скажем.
Но мы молчали. Нам не о чем было говорить.
Теперь, когда с Юркиной рукой все было в порядке, мы смогли оглядеться.
Мы были поражены видом комнаты, в которую попали.
Кругом были стрекозы.
Кругом было столько стрекоз, сколько мы за один раз никогда в жизни не видели.
Их слюдяные крылья поблескивали на картонных щитах, развешанных по стенам. Их суставчатые тела, серые и зеленые, проколотые длинными булавками, рядами стояли на сосновых дощечках на полке. На письменном столе, на белом бумажном листе, кучкой лежали оторванные крылья. Рядом валялись стрекозиные головы с выпуклыми, светящимися изнутри глазами. Обезглавленными туловищами доверху была наполнена коробка из-под папирос.
Здесь были собраны гигантские лесные стрекозы, которые во время полета трещат, как вертолеты, и бесшумные синекрылки, которые порхают, как бабочки, над тихими заводями. И еще были тоненькие, как булавочки, стрекозы, с крыльями, почти невидимыми, и стрекозы с такими широкими рыжеватыми крыльями, каких я в наших местах никогда не встречал. Кроме того, на письменном столе лежало множество разных вещей: наборы швейных иголок в бумажных конвертиках, пинцет с тонкими, как шило, концами, аптечные весы с маленькими пластмассовыми чашечками и набор крохотных гирек в деревянном футляре. Я заметил еще разобранный часовой механизм, сверток капроновой лески, обломки бритвенных лезвий и катушки с разноцветными нитками.
Инженер приподнялся на своем кресле и сказал:
– Меня зовут Владимиром Августовичем. А вас? Как зовут вас?
Мы назвали себя.
– Вы живете здесь, на Баксанской?
– Нет, - сказал Тошка, - только я живу здесь, на Степной. А они, - он кивнул на нас, - в разных местах. Они приходят сюда ко мне.
– Вот почему я вас так редко видел, - сказал Инженер.
– Всего два-три раза. Теперь понятно. А в каких классах вы учитесь?
– Мы все в одном классе, в седьмом, - сказал Борька Линевский.
– Вот как? А я думал, что в пятом.
– Почему в пятом?
– насупился Тошка.
– Потому что вы забавляетесь игрушками для пятиклассников, - он показал на Юркину руку.
– В седьмом классе люди умнее.
Юрка покраснел и опустил голову. Мне тоже стало не по себе. "Вот оно, начинается!
– подумал я.
– Сейчас он нас понесет..."
– Но даже нынешние пятиклассники не станут возиться с такой примитивной штукой, как самопал. Это техника на уровне средних веков. А у нас сейчас атомный век.