Эпидемия. Начало конца

Альтен Стив

— Человечество отвернулось от света. Поколению чумы нет места в новом мире.

— Значит, ты хочешь позволить «Косе» убить всех без разбора?

— Бог — не слуга человечества. Бог — это Бог. Людям следует менять что-то в своем поведении, а не Создателю. Они должны сдать экзамен на право существования.

Шеп в отчаянии сжал кулаки.

— Знаешь что, Бог? Ты — плохой отец!

— Шеп!

— Нет, Триш! Пусть слушает. Ты говоришь, что мы движемся прочь от света. А может, это твоя вина? Возможно, нам не хватало твоего духовного

наставничества? А как насчет знамения, чтобы люди понимали, что ты есть и тебе не все равно? Черт! Мне бы хотелось и на этом свете увидеть немного справедливости!

— Каждую душу будут судить в назначенное ей время. Создатель не желает выступать в роли управляющего или менеджера, Патрик. Такое вмешательство вызывает догматизм и появление лже-пророков, а это порождает хаос.

— Тогда назначь кого-нибудь, кто будет влиять на ситуацию вместо тебя. Дай мне это последнее задание. Дай мне исполнить мой тиккун. Сделай меня им, — показывая на Мрачного Жнеца, предложил Патрик.

— Нет, дорогой, — вмешался призрак Тиш. — Ты понятия не имеешь, о чем просишь.

— Он следовал за мной через весь Манхэттен. Думаю, Ангел Смерти выбрал меня. Человечеству нужен кто-то, кто не даст «старой леди» разгуляться. Высшим сферам необходимо, чтобы в Малхуте восстановилось равновесие сил… Что ж… Я готов. Я не собираюсь оставаться в стороне и позволять людям умирать…. Не в этот раз.

— Тогда познай сначала основные законы, Патрик, а затем принимай решение, — сказал Вирджил. — Ангел Смерти — сверхъестественное создание, вхожее как в высшие, так и в низшие сферы бытия. В низших мирах обитают демоны… сущности бытия, которых даже Данте не осмелился бы вообразить. Если ты потеряешь бдительность, силы тьмы отравят твою душу.

— Моя любовь меня защитит. Она выведет меня к свету, — Шеп сжал Триш руку. — Только так мы сможем быть вместе. Только так я смогу защитить нашу дочь.

— Ты просишь об этом сам и без принуждения? — спросил Вирджил.

— Да.

Старик посмотрел на Патрицию. Та утвердительно кивнула головой.

— Договор скреплен. Все те, кого ты захочешь спасти, будут жить и процветать. Все те, кого ты приговоришь к смерти, исчезнут с лица земли. Когда равновесие восстановится, ты исполнишь свой тиккун и воссоединишься в высших сферах со своей любимой.

Шеп обнял Триш за талию.

— Я тебя люблю.

Вирджил терпеливо ждал.

— Можно задать последний вопрос? — спросил Патрик. — Почему я? Я ведь так далек от идеала праведного человека.

— Все великие мудрецы были далеки от совершенства. Самый яркий свет, Патрик, излучает кардинальное преображение.

Шеп не отпускал руки любимой.

— Ведь это все не случайно, Вирджил? — спросил он. — Ты все заранее спланировал?

— Нет, сынок, ты сам шел к этому.

Старик обхватал ладонями сплетенные пальцы рук влюбленных.

— Только помните, — сказал он. — Свобода воли может как возвысить, так и опустить душу. Ной не смог обуздать свое эго

в Малхуте, и его кастрировали. Если ты не справишься с собой в мире сверхъестественного, силы тьмы отравят твою душу, и тогда ни Божий свет, ни любовь твоей подруги не спасут тебя от вечных мук.

Патриция сжала свои пальчики… и отпустила его руку. Ее аура померкла…

— Ты готов?

— Да, — сглотнув, сказал Шеп. — Может, ты еще что-то посоветуешь мне, Вирджил?

Старик взял Патрика за руку и подвел его к Жнецу. Тело потустороннего создания переливалось всеми цветами радуги.

— Никогда не забывай, что твоя душа отныне неразрывно связана со светом Творца. Временами твои действия могут мешать этой связи, но она никогда… повторяю, никогда не должна быть разорвана.

— Спасибо. Что касается моего замечания о плохом отце… — начал Шеп.

— Безграничная любовь — безгранична, Патрик. Воспользуйся хаосом. Пусть его сила поможет тебе избавиться от дурного в тебе самом. Таким образом ты ускоришь свое собственное преображение и быстрее станешь цадиком, истинно праведным человеком.

Шеп сделал глубокий вдох, протянул руку и коснулся костлявой руки Мрачного Жнеца…

Бэттери-парк

07:59

Вооружившись верой, со сломанным протезом и своим новорожденным сыном на руках, Паоло Сальваторе Минос вновь вошел в ледяные воды нью-йоркской гавани. Его разум настолько поглотило происходящее, что мужчина даже не почувствовал холода. Вода была выше колен… Никакого чуда не случилось…

«Думай об этом как о крещении».

Вода достигала груди, ледяная, всего тридцать семь градусов по Фаренгейту, ^[65]она плескалась в дюйме от одеяла младенца.

Мужчина оступился с невидимого под водой бетонного края аппарели. Внезапно небо метнулось вверх, и все звуки смолкли, когда он с головой окунулся в воду.

Сердце запрыгало от ужаса. Левой рукой он зажал нос младенцу. Борясь с паникой, Паоло нащупал левой ногой возвышение, оперся на протез, словно на костыль, и, удержав равновесие, пошел обратно спасать своего сына. Сначала над поверхностью показалась его голова, затем все тело. Паоло разжал пальцы, защищавшие нос младенца, огляделся и понял, что стоит не на бетонной аппарели для спуска катеров, а на льду.

Воды гавани не расступились, они замерзали, точнее, льдом покрывалась узкая, от десяти до пятнадцати футов в ширину, дорожка, протянувшаяся на юго-запад через Нью-Йоркскую гавань.

Паоло тяжело дышал, пар клубился в холодном зимнем воздухе. Его бил озноб. Из покрасневших глаз потекли слезы. Мужчина обернулся и зашагал обратно к берегу. Заплаканная жена приняла у него кричащего сына и завернула в сухое одеяльце.

— Паоло! Как ты смог?

— Я уверовал.

Дэвид и Панкай переглянулись, не зная, что дальше делать.