Эпикриз с переводом
Шрифт:
Хм, самка… Про меня?
Вот уж самкой меня ещё никто не называл! Даже не знаю, как на такое обращение реагировать? Обидеться? А может, для пантов это нормально?
— Алла, — нахмурившись, ответила я. Ответила честно, а не так, как меня учили.
— Алла, — повторил он, почему-то делая ударение на втором слоге. — Красиво. Это имя что-то у вас означает?
— Как тебе сказать… — опять нахмурилась я. — Есть несколько версий… по одной от слова "алый" — красный.
— Красиво, — повторил он. — И ты сама очень красивая.
Непроизвольная
Этот самец просто не видит их. Шрамы. Просто не видит. На улице темно…
И всю приятность от слов чёрной кошки как ветром сдуло.
— А тебя как величать? — спросила я равнодушно.
— Кишан.
— А твое имя что означает? — задала я аналогичный вопрос.
— "Черный".
— Тебе очень подходит, — фыркнула я, внимательно рассматривая чёрную мордашку панта. А он ничего так, по-кошачьи очень даже милый. Если не скалится, демонстрируя мне огромные клыки.
Не, в нашем мире у таких вот "больших кошек" зубки значительно меньше… Хотя я ж никогда не видела их так же близко. И ни за что не согласилась бы настолько приблизиться. У нас они опасные хищники. Здесь же вроде этот облик пантов тоже считается миролюбивым. Если, конечно, соблюдать их кодекс чести. О котором я, к слову, знала пока мало. Вот и выпал шанс разузнать об этом мире побольше. Меня ж все равно распознали. А этот Кишан ещё и охотно идёт на контакт.
— Извини меня за неосведомленность и… дерзость, — обратилась я к нему с осторожностью, — к какому виду кошек ты относишься?
Пант покачал чёрной головой и гордо ответил:
— Я тендуа.
— А разве у тендуа бывает такой окрас? — удивленно спросила я, ведь когда услышала название этого вида, у меня перед глазами встала пятнистая рыжая кошка. Леопард по-нашему.
— Только у тендуа… ну, еще у онка. Очень редко, но бывает, — ответил он, широко оскалившись. Вид кошачьих зубов вновь заставил меня вжаться в спинку скамейки.
— Слушай, а ты бы не мог принять свой… другой облик? — попросила я. — Ты в таком виде немного меня пугаешь…
— Нет, не могу, — фыркнув, ответил Кишан.
— Почему?
— Я не успел перекинуться до захода… — он покосился на меня и добавил: — И теперь до восхода вынужден оставаться в кошачьем теле. — Я с непониманием захлопала глазками, а кошак пояснил: — На эту нашу способность влияет солнце. Ночью и во время дождя мы не можем перекидываться. Ни туда, ни обратно.
— Ясно, — кивнула я. Но мне было не совсем ясно, и я мысленно принялась формулировать уточняющий вопрос, однако мой собеседник, прищурив свои жёлтые глаза, кивнул на бутылку, стоявшую рядом на скамейке, и перевел тему:
— И все таки чем ты тут занималась?
Я посмотрела на корзинку и бутылку вина с бокалом
— На самом деле все просто — я вышла в сад, чтобы поужинать, выпить вина и…
— Вина? — не понял он.
— Да, этот напиток такой, — я налила вино в бокал и протянула, давая панту его понюхать.
— На абхай похоже… — понюхав, сравнил он.
— На что?
— На Абхай. "Напиток бесстрашия"… Не пробовала? — удивился Кишан. Я покачала головой. До местной еды и напитков я ещё не снизошла, побаиваясь их пробовать. — Его делают из винограда с добавлением особенных трав.
— Вино тоже делают из винограда. И у нас так же делают виноградный напиток с травами, но называется это вермут, — сказала я. — А почему ваш абхай — "напиток бесстрашия"?
— У абхая есть древняя традиция: наши воины перед битвой садились на землю вокруг своего предводителя и, делая по глотку, передавали по кругу бутыль с абхаем, чтобы настроится на битву и получить вместе с напитком глоток бесстрашия.
— Красивая традиция, — кивнула я, выпивая вино из бокала. Кишан, наблюдая за мной, облизнулся и звучно сглотнул, а потом опять перевёл взгляд на мою корзину.
— А чем ты здесь дымила? — не унимался любопытный пант. Я вновь полезла в корзину, достала изящную сигарету из пачки и показала ее кошаку.
— Это сигарета, — ответила я. — Высушенные и спрессованные листья растения. Я её курила. Вдыхая и выпуская дым.
— Зачем?
— Ну… Для удовольствия. Мне это просто нравится. Привычка.
Чёрный кошак нахмурился, принюхаля к сигарете и громко чихнул. А я хохотнула и, убирая пачку обратно, тоже решила проявить любопытство:
— А как ты оказался в это время возле, как ты сам выразился, ведьминого дома?
Кишан фыркнул. Забавно, вроде бы по-человечески, но с кошачьими нотками.
— Ты слышала про легенду этой горы? — спросил он. Я кивнула. — Ну так вот, мне давно хотелось на неё взглянуть. А тут я случайно шел мимо, возвращался в хоталь и решил наконец рассмотреть легендарное место получше. Подошел, увидел, что это не просто гора — на ней дом стоит. И здесь ты из этого дома выходишь…
— Так ты не здешний? — предположила я, вспоминая, что хоталем панты называют гостиницы, а все местные жители уж точно знают, что на горе стоит дом, в котором готовы помочь по любым медицинским вопросам.
— Не здешний, — согласился Кишан.
— Так откуда ты?
Этот мой вопрос прочему-то вызвал у панта очередную хмурость на морде.
— Я из… самого южного сурешиата.
Тут нахмурилась я, пытаясь представить перед глазами карту Пантерии, которая висит у меня в комнате на стене. Карту я представила, но не смогла вспомнить названия ни одного южного сурешиата. Уж больно труднопроизносимые для меня названия на этой карте. Пока я выучила только Ашфатати — это сурешиат, в котором мы сейчас находимся, и он точно располагался на северной части карты… Н-да, далеко занесло этого черныша.