Эпилог
Шрифт:
Вечером, разлегшись на ковре у зажженного камина, мы дурачились и потягивали вино. Танцующие тени на стенах и потолке, и запах горящей древесины превратили гостиную в таинственную пещеру.
— Смотри, дерево отдается огню, как женщина отдается мужчине. Страсть отбушует, и останутся угли…
— Эвка, отпусти бокал. Тебе вредно пить. Начинаешь философствовать, и я чувствую себя идиотом. Лучше отдайся мне, полешек. Хочу вкусить бушующую страсть.
Да пожалста. С удовольствием.
В последний медовый день мы опять приехали в Моццо-2, чтобы покататься на лыжах. Да-да, на пластиковых травмоидах
— Может, я на подъемнике? — показала лыжной палкой на пустые сиденья, едущие вниз.
Но Егор сказал: "нет" и, на удивление, не бросил меня, а взялся обучать. Правда, вскоре плюнул, поняв, что затеял гиблое дело, и мы перешли на другую сторону горы — кататься на надувных санках. Снегу наелись до отвала, потому что много смеялись. Здорово: ветер в лицо, ускорение и крепкие объятия мужа.
К вечеру небо очистилось от облаков, и потемну мы вышли из домика, чтобы полюбоваться звездами. Роскошное зрелище. Молочные брызги, куда хватает глаз. Где-то гуще, где-то реже. Словно неизвестный художник напшикал из пульверизатора краской на темно-индиговый холст.
— Сделай luxi candi [42] , - попросил Егор. Он обнимал меня сзади, прижимая к себе. — Давай-давай, не дрейфь.
Заклинание подчинилось не сразу и вышло слабеньким и кривокосым, давая не желтый свет, а поносно-зеленый, зловеще осветивший полянку. Егор сдавленно хмыкнул. Через мгновение рядом загорелись два ярких огонька.
— Ну его, — дернулась я, чтобы уйти в дом.
— Эвка, я горжусь тобой, — сказал муж торжественно.
Чем гордиться-то? Косенькое убожество через полминуты потухло, истаяв, а luxi candi, созданные Егором, заливали полянку волшебным светом и не думали загибаться.
42
luxi candi*, люкси канди (пер. с новолат.) — световой сгусток
— Я создаю заклинания как само разумеющееся, а ты, не видя волн, творишь настоящие чудеса, — пояснил он, и в голосе прозвучало восхищение. — Легко и просто любой дурак сможет.
— И тебе нисколечко не стыдно за меня?
— Нисколечко. Хочешь, поклянусь?
— Нет. Спасибо, — расчувствовалась я и предложила великодушно: — Могу создать piloi candi [43] .
— А… э-э-э… знаешь, Эвочка, поздно уже. Пойдем-ка в постельку. Кстати! Тут чумовая ванна. Сто лет не мылся в ванне. Всё душ да душ.
43
piloi candi*, пилой канди (перевод с новолат.) — электрический сгусток
— Видела и уже опробовала.
— И молчала? — притворно возмутился Егор. — Давай вместе её обкатаем.
— Не. Маленькая
— А мы рискнем, — потянул он к крылечку.
Ванна, и правда, оказалась вместительной. Самое то на двоих.
Три медовых дня пролетели, уложившись в одно мгновение, и мы возвратились в город. Семьей. Прихватили Кота из алой зоны (перед свадьбой я предупредила усатого о временной разлуке, и, кажется, он понял), сдали на хранение драгоценности и, забрав мои вещи, отправились домой, в общежитие. Перед отъездом я поблагодарила Константина Дмитриевича за гостеприимство. Дед Егора оказался радушным хозяином, и время, проведенное в алой зоне, запомнится мне надолго.
— Что ж вы прощаетесь так, словно мы больше не увидимся? — улыбнулся самый старший Мелёшин. — На свадьбе я дал себе обещание, что женю вашего первенца.
Я покраснела, а Егор кашлянул.
— А если родится дочь?
— Тем лучше. Как оказалось, весьма волнительно выдавать замуж. И предсвадебные хлопоты стали приятными.
При упоминании о приятных хлопотах некстати вспомнилась поимка Егора под балконом моей комнаты, отчего щеки разгорелись сильнее.
— Кот не докучал? — спросила я, переведя разговор в другое русло. Усатый дрых в кресле, развалившись на спине.
— Наоборот. Оказался на редкость самостоятельным животным. Подозреваю, он нашел подружку среди местных кошек и пропадал у неё. Появился за полчаса до вашего приезда.
Ох, и бабник, — посмотрела я с укоризной на Кота, но тот не внял, потому что крепко спал. Пришлось взять его на руки, чтобы донести до машины.
— Может, заболел? — спросила я озабоченно, когда мурлыка сонно потянулся на заднем сиденье.
— Скорее, перетрудился, — хмыкнул Егор, заводя "Турбу". — Ну, что, домой?
В столицу и в институт мы вернулись законной ячейкой общества. И стали жить как полагается, без притворств и пряток.
41
После свадьбы жизнь понемногу устаканилась, войдя в прежнее русло, но я еще долго оглядывалась с удивлением по сторонам, потому что всё вокруг виделось мне в непривычном свете.
В сравнении с просторами поместья наша квартирка на четвертом этаже показалась маленькой, а кровать — тесной.
— Давай купим широкую, — предложил Егор после ночи бессонного ворочанья в панцирной полуторке. Ворочалась я, а он спал как убитый.
— Мне и так хорошо.
— Вот упрямая. Вижу же, что неудобно, — не отставал Егор.
Бесполезно. Нет, и всё. Нам не привыкать к узким пространствам, тем более в обществе любимого мужчины.
По возвращению в общежитие мне пришлось забыть об изнеженных ручках и заняться уборкой. Ибо при всем чистоплюйстве муж ни разу не взял в руки тряпку, увязнув в холостяцкой грязи. Пришлось подумать и о нестиранных рубашках, которых накопилось столько, что короб для грязного белья раздулся шаром. И о кормежке для Кота пришлось подумать, а еще об ужинах, обедах и завтраках. Хотя на завтраках и обедах я не зацикливалась. Пожизненная льгота в виде огненных талончиков обеспечила нас, лентяев, правом бесплатного питания в институтской столовой. Набрал полный поднос и, поев, унес тарелки на мойку. Ни забот, ни хлопот.