Эпизод 1. Назад дороги нет. Наташа
Шрифт:
— Классный прикид, Натали.
И опять мурашки от этого его «Натали». Меня никто так не называл. Друзья звали Нат или Нати. Мама называла Наташей. А Натали, звучит так, словно я какая-то актриса. В этот вечер я и сама себе нравилась. Сандра одолжила мне свою кофту и отыскала в недрах моего шкафа короткую джинсовую юбку. Потом мы купили капроновые колготки, уложили мои волосы феном, и она накрасила мне лицо. Я даже начала нравиться себе в зеркале.
Билеты купил он, как и попкорн, а обратно мы пошли пешком через парк. Дул ветер и было прохладно. Спартак отдал мне свою куртку и, наверное, я бы потеряла сознание от счастья, но тогда все бы закончилось, и я все же решила, что хлопнусь
Но вместо этого он пинал носком кроссовка листья и рассказывал о своей собаке. Потом я поняла, что со мной было просто зверски скучно, и он просто говорил лишь бы не молчать. Но я влюбилась в его собаку тоже. Мне кажется, я влюбилась даже в листья под его ногами. Потом я рассказала ему о своей семье и об отце. Он был первым, с кем заговорила о нем. Когда мы прощались недалеко от моего дома, Спартак тронул мои волосы и тихо сказал.
— Ты особенная, Натали. Сейчас таких нет.
— Какая особенная?
— Очень особенная. Как-нибудь погуляем вместе еще. Ты мне очень понравилась.
Я кивнула, как всегда, и была невероятно счастлива от этого «как-нибудь» и «очень понравилась». Глупая и наивная дура. Он пошел в другую сторону, а я сунула руки в карманы и тут вспомнила, что на мне его куртка, а в кармане лежит его телефон. Я достала сотовый и уже собралась бежать следом, как тот завибрировал у меня в руке, и я посмотрела на смс. Вздрогнула, когда увидела от кого она, а потом не знаю, почему, но я ее открыла.
«Ну что, красавчик, выполнил условия договора? Как тебе наша уродина разноглазая? Не стошнило? Не ссы, я твоей матери не расскажу, что ты курил травку и трахал Пейдж Стоун на заднем сидении своей тачки… Кстати, ты сказал ей, что она тебе нравится? Как я велела? Ахахаха».
У меня все похолодело внутри, словно я выпила стакан ледяной воды, и она, вместо горла, потекла по моим венам прямо к сердцу.
— Натали?
Перевела взгляд на ублюдка, который вернулся за своим сотовым и курткой, тяжело дыша и чувствуя, как стягивает железными обручами грудь и как впервые появляется жажда разорвать кого-то на части.
— Ну ты и урод!
— Эй, не злись. Я все объясню.
— Да пошел ты!
— Отдай телефон.
— К черту тебя и твой телефон!
Я замахнулась и зашвырнула его сотовый на дорогу, пока он бежал к нему из-за угла выехала машина, обляпала Спартака грязью и раздавила с хрустом его смартфон. Я стянула куртку парня, бросила себе под ноги и попрыгала на ней грязными туфлями, а потом пошла домой, глотая слезы и чувствуя, как железные обручи обросли шипами и разрывают мне грудь в лохмотья, а сердце прорастает ледяными занозами. Так тебе и надо, идиотка несчастная! Все верно. Такие, как ты, на фиг никому не нужны.
— Дура ненормальная!
Крикнул мне вслед, но я даже не обернулась. В этот день иллюзий больше не осталось, а Сандра стала моим врагом. Утром, в школе, я вылила ей на голову чай и посыпала ее кучерявое гнездо яичницей. Пока она стояла ошарашенная и хлопала глазами, я гордо развернулась и вышла из столовой.
И наутро у нас начались неприятности. Совершенно не связанные с Сандрой и со Спартаком… Просто наша жизнь вдруг начала разваливаться на куски именно с этого дня. Потому что вышла первая передача про папу и его отряд. Их назвали убийцами и даже показали их фото по телевизору, а потом и фото жертв… Нет, я не видела. Мне Илька рассказал. Мама нам не давала смотреть. Называла все это клеветой и бредом. Брат у друга посмотрел и вернулся домой взвинченный, с опухшими глазами и сбитыми костяшками пальцев.
Тогда
За пару месяцев мы из более или менее обеспеченной семьи начали превращаться в бедноту. Маминых денег катастрофически не хватало. Нас с братом на работу не брали. Нам еще и пятнадцати не было. Мама тянула нас сама, шила дома, шила на работе, днем и ночью. От недосыпа у нее круги под глазами были размером с черные блюдца. Она начала продавать вещи, мебель, книги. В школе нас начали называть не только детьми преступника и садиста, но еще и нищебродами. От нас отсаживались подальше, и с нами никто не общался. Это было невероятно жестоко и больно. До этого момента я никогда в жизни не дралась и ни с кем не ссорилась, кроме Сандры несколько месяцев назад, но все менялось слишком стремительно. Жизнь заставила нас всех стать другими людьми.
— У Мельников вши. Я видела, они копошились у нее в голове. Фуууу! Не садитесь с ней! Вшивая, грязная дочка убийцы. Тебе не снятся по ночам дети, которых расстрелял твой отец?
Сандра тыкала в меня пальцем и кривила смугловатое лицо, морщила свой длинный нос и поджимала брезгливо губы, а я ведь дружила с этой стервой и даже любила ее. Она на мой День Рождения приходила. Все они приходили, когда у нас все хорошо было. Обычно такие истины познаешь, уже став взрослым, а мне они открылись, когда едва исполнилось пятнадцать. Я бы сказала, что это дети жестокие, что подростки многие такие, но нет. Все закладывается в нас родителями. Я избила ее тогда. Оттаскала за кудрявые патлы, а потом обрезала их ножницами для творчества почти под корень в некоторых местах и залила их канцелярским клеем. Дети нас не разнимали. Меня побаивались. Дочку убийцы. Нет, я была спокойным ребенком. Не конфликтным. Но в тот день со мной что-то произошло, и мне захотелось сделать ей больно. За то, что унизила меня, за то, что у нее все хорошо и ее отец жив, за то, что у нее в рюкзаке сэндвич, а у меня пару сухарей и кусок сахара. За то, что ее мать на машине привезла, а я на велике ехала с другого конца города, и денег на школьный автобус у мамы теперь нет.
Разняли нас учителя. Потащили обеих к директору. Там-то я и поняла, что детей всему учат родители. Мать Сандры, та самая, что распиналась в комплиментах моей маме и нахваливала ее пироги, в этот раз обозвала ее похотливой курицей с выводком и сказала, что она нисколько не сомневается, что у нас у всех вши, и вообще мы все дурно пахнем. Она напишет жалобу, чтоб к нам пришли соцработники, и, вообще, в такой приличной школе не должны учиться оборванцы.
Мне хотелось повырезать патлы и ей, но мама крепко держала меня за руку, и я не хотела расстраивать ее еще больше. Наш директор мистер Симпсон, похожий на облезлого попугая с лысой головой и хохолком на самой макушке, оставшись с нами наедине, сказал, что мама должна выплатить миссис Оливер компенсацию, а также оплатить все долги в школьную казну, иначе он будет вынужден отчислить меня и моих сестер с братьями из учебного заведения.
В тот вечер мама продала обручальное кольцо, сервиз, который подарила ей моя бабушка, наш ковер и свое свадебное платье. Но денег нам все равно не хватило. Ночью я проснулась от звука сдавленных рыданий. Маму я нашла на кухне на полу. Она облокотилась о стену и плакала навзрыд. Помню, как обняла ее и прижала к себе. Гладила по голове и укачивала, как ребенка.
— Не плачь… Не надо! Ну и черт с ней, с этой школой. Пусть сгорит она! Давай уедем? Найдем жилье дешевле. Я работать пойду. И Илька устроится грузчиком. В маленьком городке его обязательно возьмут.