Эпизод 1. Назад дороги нет. Наташа
Шрифт:
— Бегиии! — закричала я изо всех сил, пытаясь вырваться. Но мужчина легко со мной справился и подмял под себя, а потом направил мне в лицо луч фонарика.
— Мельников! Ах ты ж дрянь малолетняя! Это кто с тобой был? Братец твой? Ух, я вас тварей засажу!
— Неет, — я быстро покачала головой, — Я сама. Он вообще не при чем. Я узнала, где он работает, и украла у него ключи от склада. Отпустите.
— Что взяла, гадина?
Я бросила взгляд на мешок, который Илик так и не успел забрать, и перевела взгляд на мистера Шарля.
— Ничего. Вы
Он дернул меня к себе еще ближе и посветил снова в глаза, потом ниже. Долго смотрел куда-то, покусывая мясистые губы, потом причмокнул и закряхтел.
— Я могу забыть все, что тут произошло, если ты будешь ласковая со мной и попросишь прощения. А ты стала очень хорошенькой курочкой из общипанного утенка.
Он облизался, и меня от мерзости затошнило. Я плюнула ему в рожу и таки вцепилась в нее ногтями, поддала ему коленом в пах и, едва он с воем перекатился на спину, схватила его ружье и наставила на него. В эту секунду послышался вой сирен, здание склада окружили со всех сторон. Их Илька вызвал. Увидел, что жирный меня давит и вызвал копов. А может, и знал, на что тот способен.
— Сядешь, стерва! Надолго сядешь! — рычал Шарль, поднимаясь с земли, сначала на четвереньки, цепляя пузом грязь, а потом на колени, и, пошатываясь, неуклюже стал в полный рост. Потрогал затылок и посмотрел на окровавленные пальцы, — Ты меня чуть не убила! И магазин мой ограбила!
Полиция меня забрала сразу же. Едва они заскочили на территорию склада, увидели меня с ружьем, мне тут же приказали поднять руки и лечь на землю. Потом был короткий суд и вынесение приговора. На суде я всю вину взяла на себя. До этого Илька приходил ко мне на свидание и пытался уговорить, чтобы я рассказала, как все было на самом деле. Но это означало приговор для нас всех.
— Не смей, Натка, не смей, поняла? Я виноват! Я воровал. Нечего тебе в тюрьме делать. Ты девчонка!
Я отрицательно качала головой и гладила его по темным непослушным волосам.
— Нельзя тебе сидеть. Ты в следующем году можешь в армию пойти и семью содержать, как папа. Работать можешь все это время. А я одна их не вытяну. Нельзя тебе в тюрьму. А я буду хорошо себя вести, и меня раньше выпустят. Вот увидишь.
И он уступил… не из трусости, нет. Илька никогда трусом не был. Илька сильный у меня и очень умный. Он и в школе хорошо учился, не то что я. Просто не было у нас выхода, и он знал, что я права. Если заберут его, не будет у нас ни единого шанса выбраться из ямы.
Вначале все молчали. Гробовая тишина, грохот кузова на ухабах и запах пыли, забивающийся в нос. Где-то впереди смеются конвоиры с водителем. Мы едем уже довольно долго, и я давно поняла, что нас вывезли из города. Вначале это не вызывало ощущение паники, пока слышался шум проезжающих машин, а потом стало страшно. По кузову били ветки, слышался шелест дождя, и ни одной машины не проехало мимо нас. Стало холодно, и затекли ноги и руки в одном и том же положении. Издалека подкрадывалась мерзкая тошнота, но я пыталась
Я представляла себе маму и что она делает сейчас дома, она ведь встала с постели. По крайней мере, все не напрасно — я сумела вернуть детям мать. Пусть даже и такой ценой. Пять лет — это ведь не вся жизнь, и я вернусь обратно рано или поздно. Знать бы еще, куда мы едем. Все тюрьмы округа находились в пределах Сент Моргана. Можно сказать, он был ими окружен. И я думала, меня заберут в колонию для несовершеннолетних, где мама сможет меня навещать вместе с братьями и сестрами. Притом там будут кормить и тепло одевать. По крайней мере, так показывали когда-то по телевизору, когда он у нас был.
Но мы ехали уже слишком долго и уже давно удалились от Сент Моргана, да и от других жилых мест. И я понятия не имела, куда нас везут. В машине, помимо меня, находились еще, по крайней мере, трое. Я слышала покашливание, сопение, дыхание и даже запахи.
— Ублюдки, хоть бы остановились и дали нам сходить в туалет.
Раздался девчачий голос, и привлек мое внимание, я повернула голову на звук.
— И попить, — добавил еще один, тоже женский.
— И пожрать, — теперь уже мужской.
— Размечтались. Нас везут, чтоб пристрелить. А перед смертью не кормят.
Я дернулась всем тело, услышав этот голос. Он показался мне ужасно знакомым, как дежавю. Но это не мог быть именно он. Я слышала его слишком давно и всего лишь один раз. Я точно ошибаюсь.
— Что за бред. Нас не могут пристрелить, суд вынес приговор и… — раздался писклявый голосок, тот, что говорил самым первым про туалет.
— Наивная малышка. Суд вынес приговор, но не озвучил, где мы будем отбывать наказание. Кто-нибудь слышал, куда нас везут?
— Нет, — ответили кто-то дружно, кто-то по очереди, и я определила, что нас шестеро. Трое парней и три девчонки. Одна из них я.
— Вот именно. Зачем им нас кормить?
— Глупости. Тебя послушать, так всех заключенных расстреливают.
В этот момент машина остановилась, и мы все притихли, прислушиваясь к происходящему снаружи. Похоже, машина подъехала к КПП или к границе. По телу пробежал холодок, и снова запульсировало в висках паникой от неизвестности.
— Сколько?
— Шестеро.
— Документы, санитарные справки.
— Все здесь.
— Выгружайте. Они должны пройти обработку и осмотр перед пересечением границы с закрытой зоной.
Какой еще закрытой зоной? Где мы? О чем это они говорят? Какая обработка? Но прежде, чем я успела опомниться, с грохотом открылась дверь, и нас начали вытаскивать из кузова. Снова стало страшно. От холода зуб на зуб не попадал. Где-то вдалеке слышалось карканье ворон и завывание ветра. Меня взяли под руку и насильно куда-то повели. Я вспомнила тот голос, который показался мне знакомым, и по коже поползли мурашки ужаса. Неужели он был прав, и нас, правда, везут, чтобы расстрелять? Но тогда зачем санитарный осмотр? И обработка?