Эпизод 1.5: Птенец расправляет крылья
Шрифт:
– Ну, историю я любил не только из-за тебя, - рассмеялся Нил.
– И не только в этой жизни. То, что в ней полно закономерностей - чистая правда. Но к нашей с генералом беседе она почти ни при чем, как и политика. Я просто, м-м-м, сказал Синдулле то, что он хотел услышать. Нет, не так - то, что ему нужно было услышать. Он во многом прав, вообще-то, - юноша грустно улыбнулся.
– Наши войска никуда не уйдут с Райлота, и, скорее всего, станут его постоянным гарнизоном. Такое делает райлотское правительство очень уязвимым к любым хотелкам Палпатина, а этот гандарк в человеческом обличье своего не упустит. Посмотри на его политическую
– Выход? Податься в политику?
– засомневалась мириаланка.
– Ты же сам говорил - Чам Синдулла уже напробовался этой дряни. Неужто ему самому не приходило в голову подобное решение?
– Он просто не понимал, что своими военными успехами наработал немалый политический капитал, - пояснил юноша.
– Как ты говоришь, у него замылился глаз. Война, с ее простыми решениями, четко видимыми врагами, и всем таким прочим. Я дал ему понять, что популярность - тоже оружие, но на другом поле боя. Взгляд на проблему под новым углом, не больше.
– И из-за этого, он переобулся на ходу, и превратился в первейшего друга Республики, а заодно и твоего?
– неверяще спросила джедайка.
– Поначалу, я даже заподозрила, что ты применил внушение, - Нил искренне рассмеялся.
– Сердца и умы, - ответил он сквозь смех.
– Генерал и, возможно, будущий сенатор Чам Синдулла уже, хм, воюет с Республикой. За сердца и умы ее разумных. Он твилек умный, из-за чего я и был с ним так откровенен. Услышав, что он может пободаться со всякими желающими закабалить райлотцев, да еще и в выгодных для него условиях, Синдулла быстренько сложил два и два, и взялся за дело. Он просто умножает свой политический капитал.
– Прогибом под Республику?
– Луминара недоверчиво нахмурилась.
– Думаешь, это прибавит ему очков в глазах сената? На Райлоте его и так любят.
– Этот прогиб - достаточно умный ход, - уверенно заявил юноша.
– Он показывает нашим политиканам, что Синдулла больше не противник республиканского влияния, и готов влиться в систему. Теперь, сенатские чинуши перестанут считать его угрозой… точнее, надоедливой помехой… и примут за своего. За мелкую фигуру в их привычном политическом дежарике. Очень военный трюк, на самом деле, - с улыбкой добавил Нил, и процитировал китайскую мудрость:
– Когда ты слаб, показывай силу, когда силен - слабость.
– Обязательно перескажи мне все это, - отрешенно проговорила мириаланка. Попутно, юноша ощутил ее легкие касания к своим мыслям.
– Все, что помнишь из “Искусства войны”, тридцати шести стратагем, и даже той книжки… “История трех государств”?
– “Троецарствие”. Перескажу, конечно, - кивнул Нил.
– Будем развлекаться беседами в очередной наш гиперпространственный перелет. А сейчас, побеседуем с сепом-военнопленным.
***
Городская тюрьма Лессу выглядела царством бесцветного однообразия, чуть тронутого запустением. Матово серели дюраниевые решетки, разгораживающие обширное помещение основного
Нил с наставницей довольно долго мерили серый дюракрит шагами, пробираясь мимо опустевших общих камер к одиночкам. Их двери - тяжелые плиты дюрастали, - расчертили дальнюю стену однообразным геометрическим узором. Единственные стражники на этаже, пара твилеков в синих кителях, скучали у одной из них, мерцающей зеленым индикатором открытого замка. Из-за двери раздавались приглушенные вопли, глухие звуки ударов, и злобные выкрики.
Стражи дверей издали заметили джедаев, но особого внимания на них не обратили. Заранее предупрежденные о визите комендантом этого скорбного уголка, они лишь лениво откозыряли, и расступились в стороны, когда Луминара с падаваном подошли ближе. Три металлокомпозитные створки разъехались в стороны и вниз, приглашая джедаев внутрь, и открывая их глазам неприглядное зрелище, с не менее отталкивающим звуковым сопровождением.
– …Это тебе… за моих… боевых товарищей… скотина, - кряхтел дюжий твилек, раз за разом пробивая мощные кроссы по ребрам дуроса в тюремной робе.
Голый торс любителя рукоприкладства, мясистый и зеленый, блестел от пота: твилек явно охаживал пленного по бокам уже долгое время. Он трудился не в одиночку: второй твилек крепко удерживал сепаратиста за локти, молча кривя светло-коричневую физиономию в злобной гримасе. Их жертва и не думала сопротивляться - только дергалась и охала от особо крепких тычков. Тюремная серость мешковатой робы дуроса была порядком разбавлена зеленоватыми потеками, чьи источники - разбитые нос и губа пленника, - продолжали сочиться кровью. Ее струйки расчертили синее лицо дуроса причудливой маской, вкупе с болотного колера пятнами застарелых гематом, и темными желваками свежих шишек.
– А это… за… соседей… х-ха!
– резко выдохнул зеленый твилек, и его тяжелый кулак врезался в челюсть пленного. Голова дуроса бессильно мотнулась.
– Вон отсюда, - процедил Нил Коррин, едва ступив на порог камеры.
– Немедленно.
– Это еще кто?
– угрожающе набычился зеленокожий, поворачиваясь к двери.
– К нам приперся любитель сепов? Что, хочешь на место этой синерожей твари, мальчишка?..
– Я сказал, пошли прочь, - в голосе юноши зазвучал металл.
– И не возвращайтесь. Идите на ближайшую городскую стройку, и примите в ней самое живое участие.
Взгляды твилеков остекленели. Светло-коричневый отпустил свою жертву, зеленый подхватил с пола смятый ком рубашки, и оба дружно зашагали к выходу. Нил проводил их раздраженным взглядом, и наклонился к безжизненно лежащему дуросу. Почти сразу же, лицо юноши страдальчески скривилось.
– Повреждения мозга, бр-р, - он передернулся всем телом, вглядываясь сквозь Силу в жизненные течения военнопленного. Те, скудные и прерывистые, выглядели особо неприятно в районе головы, напоминая грязный, взбаламученный омут.