Эпоха Аттилы. Римская империя и варвары в V веке
Шрифт:
Что касается дани и денег, которые необходимо было отослать гуннам, то император заставил участвовать в выплате военного налога всех: и тех, кто платил налоги, и тех, кто временно был свободен от тяжелых земельных налогов по решению судей или благодаря щедрости императоров. Записанные в сенат платили в качестве военного налога суммы золотом, установленные в соответствии с их рангом, и многим удача изменила жизни. Ибо они под пытками платили тем, кому было предписано делать назначенное императором. Мужи, прежде богатые, выставляли украшения своих жен и мебель на рыночной площади. Эта беда пришла к римлянам после войны, и многие уморили себя голодом или повесились. Позднее, когда Скотта, видный гуннский вельможа и брат Онегесия, вошел в это дело, казна была сразу опустошена, золото и пленники были отосланы.
Хотя было подсчитано, что между 443 и 450 годами гуннам был выплачен 1 миллион фунтов стерлингов (1923), или 22 000 фунтов золотом, ясно, что это описание невыносимых тягот во многом преувеличено и демонстрирует лишь пристрастность
Аттила заявил, что не уведет свое войско и не заключит мирный договор, пока римляне, бежавшие к этим людям, не будут выданы или за них не будут заплачены выкупы, а пленники-варвары, уведенные асимунтийцами, не будут возвращены. Посланник Анатолий и Феодол, командующий войсками во Фракии, не могли перечить Аттиле. Даже приводя разумные доводы, они не сумели убедить варвара, поскольку, с одной стороны, он был весьма самолюбив и с готовностью брался за оружие, а с другой – они сами пали духом из-за недавних событий. Они послали асимунтийцам письма, приказывая им выдать римских пленников, бежавших к ним, или заплатить за каждого двенадцать золотых монет, а также отпустить плененных гуннов. Асимунтийцы, получив письма, заявили, что освободили бежавших к ним римлян, убили всех скифских пленников, которые у них были, и у них осталось лишь двое, поскольку после того, как осада продолжилась еще какое-то время, враги напали из засады и захватили нескольких детей, пасших скот у крепости. Они сказали, что если гунны не отдадут этих мальчиков, то и они сами не освободят пленников, взятых по праву войны. Когда те, кто ездил к асимунтийцам, объявили об этом, скифский царь и римские военачальники сочли наилучшим разыскать детей, которых, по словам асимунтийцев, захватили. Когда их не удалось найти, пленники-варвары асимунтийцев были выданы, а скифы поклялись, что у них нет этих детей. Асимунтийцы также поклялись, что бежавшие к ним римляне освобождены. Они поклялись в этом, хотя римляне были среди них; они не считали, что приносят лживую клятву, поскольку это было сделано для спасения людей своего племени.
П. Фр. 6. Между 443 и 447 годами между римлянами и гуннами сохранялся непрочный мир. Когда был заключен мир, Аттила снова отправил посланников к восточным римлянам, требуя выдачи беглецов. Те, приняв послов и осыпав их великим множеством подарков, отправили их обратно, сказав, что у них нет беглецов. Аттила же отправил других мужей. Когда они уладили свое дело, прибыло третье посольство, а потом и четвертое, ибо варвар, ясно видя щедрость римлян, которую те проявляли перед угрозой нарушения мирных договоров, желал облагодетельствовать своих приближенных. Потому он отправлял их к римлянам, изобретая все новые причины и находя новые предлоги. Римляне слушались любого приказа и повиновались повелениям их владыки, что бы он ни приказал. Они не только боялись начать с ним войну, но и опасались парфян, которые, так случилось, готовились к войне, вандалов, беспокоивших их на побережьях, исавров, принявшихся разбойничать, сарацинов, перешедших границы в восточной части их империи, и объединившихся эфиопских народов. Унижаясь, они угодничали перед Аттилой и стремились встретить других народов военной силой, собирая войска и назначая полководцев.
Ничто так явно не показывает печального положения Римской империи при Феодосии, как этот перечень серьезных угроз. В 444 году произошел короткий всплеск враждебности по отношению к Персии (неверно названной Парфией), за которым последовал год мира, и, хотя персы в те годы сами воевали с гуннами, от Персии, великой восточной империи, всегда исходила опасность, даже если войны не было. Вандалы на море были временно замирены благодаря договору, заключенному Восточной империей с Гейзерихом в 442 году, а исавры в Киликии – с незапамятных времен занимавшиеся пиратством, пока на Средиземном море отсутствовал сильный военный флот, способный их остановить, – теперь, похоже, действовали и на суше и оставались занозой в теле империи, даже когда позднее, при Зеноне, их использовали в качестве военной защиты империи. Нам мало известно о сарацинах или нападениях эфиопов, кроме того, что мир с этими народами был заключен в 451 году.
П. Фр. 3а. Примерно в это же время двор в Константинополе оказался под дурным влиянием Хрисафия Этоммы. Прежде наибольшим влиянием при дворе пользовался весьма привлекательный человек. Речь идет о Кире, язычнике,
П. Фр. 7. Он подверг империю значительной опасности, когда после нового нападения 447 года римский посланник Анатолий в начале 448 года вел переговоры с Аттилой, согласно которым беглецы, а также часть территорий должны были быть переданы гуннам. Немного позднее в том же году послом снова приехал Эдекон – скиф, совершивший выдающиеся подвиги на войне, – вместе с Орестом, который хотя и был римского происхождения, но жил в Паннонии на реке Сае, в стране, принадлежащей варварам согласно договору с Аэцием, полководцем западных римлян. Орест стал отцом последнего императора Запада Ромула Августула, а отца Одоакра – первого варварского короля Италии – звали Эдикон. Хотя у нас нет доказательств, что упоминаемый здесь Эдекон и отец Одоакра – одно и то же лицо, «в разрешении спора о превосходстве Эдекона и Ореста над личностями их сыновей есть оттенок драматической завершенности… который всегда будет взывать к артистическому инстинкту историка, пока не будет доказана ошибочность данной теории» [54] .
Этот Эдекон прибыл ко двору и передал письма от Аттилы, в которых тот винил римлян за положение с беглецами. Аттила грозил в наказание обратиться к оружию, если римляне не выдадут ему их и если не перестанут распахивать землю, захваченную во время войны. Он утверждал, что этот участок в длину простирается по течению Дуная от земель паннонцев до Нове во Фракии на расстояние 300 миль (свыше 482 км) , ширина его составляет пять дней пешего пути и что торговый город должен располагаться не в Иллирии на берегу Дуная, как прежде, а в Наиссе, который он сделал границей земель скифов и римлян после того, как опустошил его. Город находился от Дуная в пяти днях пути для человека без ноши. Он (Аттила) приказал, чтобы к нему приехали послы, дабы обсудить разногласия, – не обычные люди, а наиболее выдающиеся, имеющие титул консула. Он сказал, что если они не решаются послать таких мужей, то он сам спустится в Сардику, чтобы принять их. Пока императору читали эти письма, Эдекон оставался вместе с Бигилой [55] , который слово в слово переводил все решения, которые высказал Аттила-варвар.
Затем он (Эдекон) отправился в другие дома, чтобы посоветоваться с евнухом императора Хрисафием, очень могущественным человеком, и удивился роскоши царских покоев. Когда начался разговор варвара с Хрисафием, Бигила-переводчик сказал, что Эдекон хвалит дворец и восхищается их богатством. Хрисафий заметил, что Эдекон тоже может стать хозяином дома с золотой крышей и такого же богатства, если пренебрежет делами скифов и примкнет к римлянам. Тот отвечал, что слуге другого господина не подобает делать такого без разрешения своего хозяина. Тогда евнух спросил, легко ли ему попасть к Аттиле и какой властью он обладает среди скифов. В ответ Эдекон сказал, что является близким другом Аттилы и что ему вместе с другими мужами, избранными для этой службы, доверена охрана царя. Он поведал, что в установленные дни каждый из них по очереди охраняет Аттилу с оружием в руках. Тогда евнух сказал, что если получит клятву, то сделает ему очень важное и выгодное предложение, но для этого необходимо свободное время. Тот мог бы сделать это, придя отобедать с ним без Ореста и других посланников.
Эдекон сделал это и пришел на пир в дом евнуха. Они подали друг другу правые руки и поклялись через переводчика Бигилу: евнух обещал, что будет говорить не ко вреду Эдекона, а к его большой выгоде, а Эдекон поклялся, что не расскажет о сделанных ему предложениях, даже если не приведет к их цели. Тогда евнух поведал Эдекону, что если тот, приехав в Скифию, убьет Аттилу и вернется к римлянам, то будет вести счастливую жизнь и получит огромное богатство. Эдекон пообещал и заметил, что для этого ему нужны деньги, не слишком много, всего пятьдесят фунтов золотом, чтобы передать их людям, состоящим под его началом, дабы они могли помочь ему в нападении. Когда евнух пообещал немедленно дать золото, варвар ответил, что его самого нужно отправить к Аттиле рассказать о посольстве и с ним должен поехать Бигила, чтобы получить ответ Аттилы касательно беглецов. Он объяснил, что откроет через Бигилу, каким способом можно переправить золото, ибо Аттила станет подробно расспрашивать его и других послов о том, кто сделал ему подарки и сколько денег он получил от римлян, и утаить деньги от тех, кто путешествует вместе с ним, будет невозможно.