Эпоха бронзы лесной полосы СССР
Шрифт:
Есть основания предполагать, что в своем стремлении сделать хозяйство более надежным и производительным древнее охотничье-рыболовческое население предпринимало попытки ввести в него какие-либо производящие элементы. Об этом можно судить по этнографическим и отчасти археологическим свидетельствам. Так, запорные сооружения на озерах издревле были призваны повышать производительность рыболовческих угодий. Той же цели служили проруби для снижения зимних заморов, проделываемые костяными пешнями и другими орудиями, которые встречаются на древних озерных поселениях Восточного Зауралья. Салымские остяки делали на обрубках деревьев искусственные дупла и развешивали их затем около воды на ветвях; здесь устраивали гнезда некоторые породы уток, предпочитающие селиться на высоте. Иртышские остяки специально выжигали урманы, чтобы увеличить площади молодых осинников — излюбленные пастбища для лосей. Дореволюционные этнографы, касаясь производства крапивной ткани у остяков, сравнивали процесс собирания и обработки ими крапивы с некоторыми действиями, известными
Здесь мы, видимо, имеем дело с тем случаем, когда наличие потенциальной готовности к производящей экономике не может быть реализовано из-за слишком неблагоприятного природного окружения. Совершенно очевидно, что при изменении географической среды в сторону, благоприятствующую производящему хозяйству, и при достаточно благополучной исторической ситуации местное население могло бы сравнительно легко воспринять от южных соседей скотоводческие и земледельческие навыки.
Несмотря на традиционность и известную консервативность охотничье-рыболовческого хозяйства таежных обь-иртышских аборигенов, оно не стояло на месте, а шло по пути интенсификации старых и изобретения новых видов присваивающих промыслов. Эти изменения в большей мере затрагивали рыболовство, чем охоту. Дело в том, что усовершенствование промыслового охотничьего инвентаря не могло привести к сколько-нибудь долговременному повышению объема добычи. Скорей наоборот: изобретение более эффективных приемов охоты вызвало бы сокращение промысловых животных, а вслед за этим угрозу голода и вымирания. Рыбные же запасы, сосредоточенные в сотнях тысяч озер и речек, а также во многих десятках крупных рек, богатых не только местной, но и «проходной» рыбой, были почти неисчерпаемы. Это открывало возможность для совершенствования рыболовческих орудий и интенсификации рыболовных промыслов.
В развитии таежного западносибирского рыболовства отмечаются два наиболее значительных «скачка». Первый из них относится к концу неолита; он был ознаменован широким распространением стационарного запорного рыболовства. Это позволило более эффективно использовать на проточных озерах и некрупных речках сети и рыболовческие ловушки. Улучшились возможности запасать рыбу впрок, что повысило степень оседлости таежного обь-иртышского населения и его численность; сложились предпосылки перехода к энеолитической эпохе. Второй крупный «скачок» в развитии рыболовства имел место в конце бронзового века и был связан с изобретением усложненных сетных ловушек. Археологически это подтверждается появлением в это время особой разновидности грузил, которую В.И. Васильев склонен считать принадлежащими сетной снасти калданного типа (Васильев В.И., 1962, с. 151). Вслед за этим открылись широкие возможности для рыболовства на крупных западносибирских реках, повысилась численность населения, сложились предпосылки перехода к железному веку.
Выход на большие реки, т. е. по западносибирским понятиям на «большие дороги», способствовал усилению связей с югом, где в это время возрастает спрос на сибирскую пушнину. В обмен на «мягкое золото» в Западную Сибирь поступают высококачественные товары, изготовленные в торгово-ремесленных центрах Средней Азии и других южных стран: предметы роскоши в виде разнообразных серебряных изделий, художественно оформленные зеркала, металлическая посуда, дорогое оружие и т. д. В руках родовой верхушки и военных вождей скапливаются большие материальные ценности, усиливается их политическая власть, возрастает алчное внимание к богатствам соседей. На смену относительно мирной жизни приходит эпоха захватнических войн и грабительских походов. Уже в конце бронзового века на крупных западносибирских реках таежной зоны — Оби, Иртыше, Томи и др. — возникают мощные земляные укрепления со рвом, валом и деревянным частоколом — так называемые городища (Малый Атлым, Шайтанка и др.). Они были центрами зарождающихся социально-политических единств, убежищами в дни опасности, местами хранения накопленных богатств — во всяком случае, такие функции приписывают им дошедшие до нас древние остяцкие героические сказания. Видимо, возросшая военно-политическая и социально-экономическая сплоченность ранее разобщенных охотничье-рыболовческих групп на севере Западной Сибири способствовала освоению новых более южных территорий. В переходное время от бронзового века к железному наблюдается экспансивное продвижение на юг носителей северных таежных культур, фиксируемое по материалам гамаюнских, красноозерских и других памятников. Радикально перекраивается этнокультурная карта Западной Сибири. Не исключено, что одним из стимулов этого этнокультурного сдвига было отмеченное для этого периода палеоклиматологами существенное увлажнение климата на Западно-Сибирской равнине, которое повлекло за собою сокращение охотничьих угодий в тайге и ухудшение возможностей летних рыболовческих промыслов.
Оседло-рыболовческий тип хозяйства в Нижнем Притоболье. Этот регион расположен на юге таежной зоны. Здесь очень много боровых хорошо доступных проточных и полупроточных озер, идеальных для сетевого и запорного рыболовства. Основные левобережные притоки Тобола, обеспечивающие проточность этих озер (Исеть, Тавда, Тура), берут
Поселения в большинстве своем имели достаточно мощный культурный слой — до 60-100 см и более, что свидетельствует об оседлом образе жизни. При раскопках этих озерных памятников найдено много разнотипных глиняных грузил для сетей, датируемых в основном энеолитической эпохой (рис. 92). На некоторых поселениях (Байрык VI, Шапкуль VI) обнаружены глубокие ямы, доверху заполненные плотным слоем рыбьей чешуи, жаберных крышек и других ихтиологических остатков.
Видимо, оседлость и очень большая плотность населения в этих местах в то время были обусловлены высокой рыболовческой производительностью местных озер. По палеогеографическим данным площадь нижнетобольских озер в конце неолита была больше, чем в бронзовом веке, протоки многочисленнее, а степень проточности выше, что говорит о хороших возможностях для рыболовства.
Древнее нижнетобольское население знало и активно использовало все известные в западносибирской этнографии способы ловли рыбы: охоту на нее при помощи костяных стрел, гарпунов и острог, ловлю крючковой снастью, добычу сетями и ловушками типа вентерей (Косарев, 1984, рис. 16–18), но особенно широко применялось запорное рыболовство. Правда, остатки запорных сооружений в Нижнем Притоболье пока не найдены, но само расположение поселений в местах, удобных для запорного рыболовства — у озерных заливов, на протоках, при устье впадающих в озеро речек, на истоках и т. д. — с несомненностью говорит об их существовании. В.Н. Чернецов считал возможным трактовать как изображения рыболовческих запоров некоторые древние наскальные рисунки Зауралья и отдельные виды орнамента на энеолитической посуде Нижнего Притоболья (Чернецов, 1971, рис. 50).
Среди других промыслов следует назвать (помимо собирательства, которым в той или иной мере занимались все сибирские народы — древние и современные) охоту на водоплавающую дичь (летом) и на лесных копытных — прежде всего лося и сибирскую косулю. Однако специфика хозяйственно-бытового уклада населения, оставившего памятники липчинского, байрыкского и андреевского типов (приуроченность поселений к местам, удобным для запорного рыболовства, оседлость, большая плотность населения), определялась не охотой, а рыболовством — наиболее постоянным и стабильным по добычливости видом промысла. В этом смысле нижнетобольское население переходного времени от неолита к бронзовому веку мы вправе квалифицировать как оседлых рыболовов.
Есть некоторые данные, позволяющие предполагать, что озерное население Нижнего Притоболья еще до начала бронзового века могло быть знакомо с земледелием. На торфяниковых стоянках свердловско-тагильской части этого региона найдено довольно много костяных и особенно деревянных мотыгообразных орудий (Косарев, 1984, рис. 19), которые археологи относят в основном к позднему неолиту, энеолиту и ранней бронзе и склонны считать земледельческими (Дмитриев, 1951а, с. 20–21; Раушенбах, 1956, с. 125). Оценивая возможность столь раннего появления в Нижнем Притоболье элементов производящей экономики, сошлемся на доказательное высказывание Л.Р. Бинфорда, что поиски ранних форм производящего хозяйства должны быть направлены в те места, где археологически наблюдается крупный сдвиг в плотности населения и где имеются условия для оседлости, обеспеченные, как правило, налит чием стабильного рыболовческого продукта (Bindford, 1970, р. 332).
Исследователи, занимавшиеся изучением памятников Свердловско-Тагильского региона, Нижнего и Среднего Притоболья, пришли к выводу, что в бронзовом веке шло интенсивное усыхание местных озер (Раушенбах, 1956, с. 121; Кипарисова, 1960; Косарев, Потемкина, 1975, с. 173–174; Старков, Хотинский и др., 1979, с. 200). Засушливость климата в этот период привела к понижению уровня воды в озерах, заболачиванию проток, обеднению ихтиофауны. Сокращение естественного продукта, связанное с упадком рыболовства, заставило нижнетобольское население искать новые хозяйственные возможности. Эти поиски должны были идти по пути развития тех отраслей, которые в условиях изменившейся географической среды являлись наиболее перспективными. В сложившейся обстановке население Нижнего Притоболья с готовностью воспринимает образ жизни начавших проникать сюда в это время андроновцев и родственных им групп, которые вели скотоводческо-земледельческое хозяйство и предпочитали селиться у широких речных пойм.