Эпоха мертвых. Начало. Том 2 (первая часть)
Шрифт:
Чаевничать собрались в одном из залов административного корпуса, переделанном под столовую. Чай разливали из самого настоящего самовара, к моему удивлению. Ну, надо же, вот фанаты то чайной церемонии! Народ из академии приехал все больше серьезный, по мордам видно. И явно с нашими «подсолнухами» знакомый, потому что разговор у них шел оживленный, как будто не чай пьют, а водку.
Увидев меня, Соловьев представил меня как «командира партизанского отряда», «примкнувшего и сочувствующего», в общем — издевался, как хотел. Но такое представление было встречено доброжелательно, все по очереди пожали мне руку, представились. Запомнил я всего двоих —
Чаевничали час примерно. До чего договорились, так это до того, что завтра в «Пламя» прибудет первая группа «академиков», которые вместе с нашими начнут планировать мародерские операции в брошенных подмосковных торговых центрах. Теперь уже всем все равно, так что совесть спит спокойно. Можно грабить.
Затем Соловьев дал команду к отбытию, и мы засобирались. Через минуту уже сидели на броне, а двое доценковских бойцов, проверив, что делается за воротами, распахнули металлические створки. И колонна выбралась на улицу. Следующей точкой маршрута была улица Автопроездная. Пантелеев настоял, чтобы мы посетили здание института. Зачем — он и сам точно не знал, но сказал, что может быть, мы обнаружим что-то интересное. Компьютеры ли, документы, что угодно. На месте разберемся.
Путь через город начал у меня вызывать тяжелую депрессию. Я был рад, что не смог принять предложение Доценко присоединиться к «племени» на автобазе. Смотреть на такое постоянно через забор — сам в петлю полезешь. Город умер. Город был убит. Жизнь из него ушла, но не это было самым мрачным. В него вошла НеЖизнь. Что-то намного более жуткое, чем сама смерть. И присутствие этой самой НеЖизни ощущалось постоянно. Куда бы ты не глянул, ты везде видел ее. Были ли это бестолково бредущие или смотрящие вслед машинам ожившие трупы, были ли это обгрызенные останки тех же зомби или людей на тротуарах, были ли это выбитые окна домов или не смытые дождем пятна запекшейся крови на тротуарах. Все пугало, все вызывало тоску. И венчали картину пожары в опустевшем городе. Жуть.
Учебный Центр «Пламя», расположенный в лесу, между озером и его старицей, где кипит жизнь, и люди работают, сейчас казался просто раем на земле. А здесь… мне казалось, что тысячи мертвых глаз следят за мной из тысяч мертвых окон, что сам воздух здесь враждебен любой жизни и я даже как будто боялся вдыхать глубоко. Страшно было в Москве, очень страшно. Так страшно, что хотелось бежать отсюда без оглядки и никогда не возвращаться.
Я вновь натянул маску на лицо и закрыл глаза тактическими очками. Как будто это должно было сохранить меня от того мертвого взгляда, которым смотрел на меня мертвый город. Словно я скрыл свое лицо, и он меня никогда не узнает. Это было бы смешно, но я заметил, что все сидящие со мной рядом на броне чувствуют себя неуютно. Тот же Копыто, которого я, наконец, рассмотрел, и выяснил, что это «контрабас» из Костромы, рыжий, конопатый и круглолицый, и тот старался держать машину как можно дальше от всех стен и окон. Странное ощущение, что на тебя могут броситься откуда угодно. Или ты заразишься чем-то плохим, излишне приблизившись.
Едва мы вкатили на улицу Автопроездную, я сразу понял. Что нам ничего в институте не светит. Потому что института не было, а было заваленное мощным взрывом или серией взрывов здание, от которого осталась груда
— Думаешь, твое начальство взорвало? — спросил меня Бугаев.
— А кто же еще? Они, разумеется. — подтвердил я. — Разом все вопросы сняли.
— Значит, точно от них все пошло. — кивнул майор.
БТР сбросил скорость и, слегка порыкивая дизелем, медленно поехал вдоль почти полностью завалившегося бетонного забора, объезжая наиболее крупные обломки бетона, лежащие на дороге. Обломков немного было, кстати. Взрыв был произведен с умом, здание просто сложилось внутрь.
Возле пролома я увидел сидящего на асфальте мертвяка, одетого в удивительно знакомый, хоть и очень грязный наряд. Я присмотрелся внимательно. Олег. Олег Володько, которого по-прежнему можно было узнать, несмотря на обвисшее, бледное, частично разложившееся лицо, измазанное запекшейся кровью.
— Остановите пожалуйста. — сказал я охрипшим голосом.
— Стой, Копыто. — не задавая вопросов скомандовал Соловьев.
БТР, слегка качнувшись, остановился. Володько, сидящий неподвижно на земле, поднял голову и уставился на меня, спрыгнувшего с брони. Глаза были не Олега. Если все остальное, несмотря на посмертные изменения, было узнаваемо, даже две дырки от пуль против сердца, куда выстрелил Оверчук, то глаза были совершенно другими. Странная смесь равнодушия, даже непонимания, одновременно с невозможной, удушающей злобой и голодом, вот что они, как мне казалось, излучали. Это даже не его взгляд был, это как будто нечто смотрело через его глаза на меня, ненавидело меня за то, что я живой, и хотело поглотить.
Я достал из кобуры АПБ. Не знаю, почему не взялся за автомат, а именно за пистолет. Это какой-то знак уважения к покойному? Может быть. Может быть, это еще станет когда-нибудь ритуалом. Последним «прости».
Володько издал тот самый еле слышный скулящий звук, который я уже не раз слышал от мертвяков, начал подниматься с земли. Я навел пистолет ему в лоб, большим пальцем оттянул рубчатую округлую головку курка, взведя его с хрустящим щелчком, и нажал на спуск. Хлопнул выстрел, во лбу у Олега появилось отверстие, а сам он рухнул навзничь. И не больше не шевелился.
Я спустил курок с боевого взвода и убрал пистолет в кобуру. Ну, вот и все. Хоть одному человеку из тех, кто работал со мной, отдал последний долг. Я вернулся к машине и Соловьев, даже не спрашивая, дал команду трогаться с места.
— Копыто, давай теперь на Ленинградку, по утвержденному маршруту. Посмотрим там, как спасать программистов. — сказал он в люк.
— Понял. Сделаем. — откликнулся Копыто, снова скрывшийся за маской, очками и шлемофоном. Впрочем, теперь мы все так выглядели снова.
— Смотри, вояки. — сказал он, ткнув пальцем в стороны появившихся на параллельной улице бронетранспортеров с пехотой на броне.
— Ага. — кивнула сидящая рядом девушка безо всяких эмоций.
До бронетранспортеров было метров шестьсот. Дом, на крыше которого они сейчас сидели, свесив ноги вниз, был крайним в группе двенадцатиэтажек, за которыми раскинулся сквер, отделяющий их двор от улицы Автопроездной. За последние два дня это были первые живые люди, которых им удалось разглядеть с их наблюдательного пункта.