Эпоха мобильных телефонов
Шрифт:
– И зачем я на эти каблуки забралась? Думала, там, как у людей, разуваются, а пришлось весь вечер цаплю изображать! – Она осмотрела кухонный стол и проницательно заметила: – Чай пьете? Это хорошо. А поесть что-нибудь найдется? Умираю с голоду!
– Тебя там что, не кормили? – Мама открыла холодильник.
– Во-первых, когда это было? А во-вторых, я так психовала…
– Волновалась, – автоматически поправила мама, педагог-словесник с «дореволюционным», как выражается моя сестрица, стажем. – Гречку будешь?
– Все буду. Я так волновалась, что мне кусок в горло не лез.
– Марина,
– Мм, в целом неплохо. – В студенческой столовой сестра научилась внятно и даже с некоторым изяществом разговаривать с полным ртом. – Борькины родственники, сестра с семейством, нормальные люди. Не без выпендрежа, конечно. Я же говорю, ковры во всех комнатах, а они в уличной обуви шастают. Картины собирают современные – все стенки завешаны, обоев не видно. Такая, прости господи, мазня! Но люди хорошие. Выражали мне сочувствие.
– В каком смысле сочувствие? – моргнула мама. – Почему?
– Потому что многоуважаемая Татьяна Николаевна достала свою ближайшую родню по полной программе. И поскольку всем ясно, что Борька на семейный праздник девчонку с улицы не приведет, то меня воспринимали как его невесту. – Маринка отодвинула опустевшую тарелку. – Татьяна Николаевна старательно улыбалась, а остальные, по одному, уводили меня в сторонку и рассказывали, какой она тяжелый человек. Делились опытом и всячески морально поддерживали.
– Сделать это громко, насколько я понимаю, никто не рискнул, – констатировала я, наливая сестренке чай и разводя его кипяченой водой. Горячего Маринка не пьет.
– Как все это неприятно, – пожаловалась в пространство мама. – При таких отношениях очень трудно семью выстроить.
– Что ж теперь, если у Борьки мамаша – дракон, так ему и не жениться вовсе? – огрызнулась Маринка.
– Нет, конечно, этого я не говорю. – Мама покачала головой. – Я говорю, что неприятно.
– Ясное дело, было бы лучше, если бы она меня с распростертыми объятиями… А, ладно. Прорвемся. – Маринка сделала последний глоток, встала и потянулась. – Как я устала! Но теперь все, теперь спать!
Вы думаете, я не заставила ее помыть за собой посуду? А вот ничего подобного, помыла как миленькая! Хватит и того, что я комнату в порядок привела.
Не знаю, что по этому поводу думали мои многоопытные старшие товарищи, но сама я была уверена, что Лариковых никогда больше не увижу, ни мамашу, ни сына. Поэтому, когда Нина заглянула в нашу комнату и сообщила, что Сергей Лариков явится через пять минут, я очень удивилась. Вывернулась из-под Тошкиного правого колена, которым он прижимал меня к полу, и сипло переспросила:
– Лариков?
Вы не понимаете, как я оказалась в таком малокомфортном положении? Вы считаете, что в разгар рабочего дня я должна мирно сидеть за столом и перекладывать бумажки с одного угла на другой? Извините, но вы, очевидно, забыли, что я – частный сыщик. Хоть и младший, но все-таки партнер детективного агентства. И случается, занимаюсь вещами самыми непредсказуемыми. Мне уже приходилось посещать танцклассы, вязать убийцу, драться в ресторане, отнимать пистолет у нервной дамочки… Но в данный момент не происходило
– Лариков? Что он у нас забыл? – заинтересовался и Гошка.
– Не знаю. – Нина с сочувствием посмотрела на меня. Время от времени ей тоже достается от Гоши, хотя и гораздо реже, чем мне. Ниночка у нас кабинетный работник, для нее бойцовские навыки не так важны. – Звонил, судя по всему, из машины. Просил, чтобы мы никуда не уходили, ждали его. Особо напирает на тебя, Гоша. Мечтает увидеть.
– Меня?
– Ага. Визжит и брызгает слюной так, что до меня даже через телефонную трубку долетело. Нервничает.
– Нервничает – это хорошо. – Гоша поднялся на ноги и отряхнул брюки. – Значит, жадничать не будет.
– Теперь скажи, что он милейший человек, – усмехнулась я.
Гоша поднял меня за шиворот (мне уже приходилось упоминать, что манеры напарника далеки от джентльменских?) и поставил на ноги.
– Не скажу. Но он начинает мне нравиться. Причешись.
– Вот она, хваленая мужская логика, – проворчала я, доставая из ящика стола расческу. Лариков нравится Гошке, а причесываться должна я. Мне он, кстати, совсем не понравился.
Это чистая правда. Сергей Лариков, когда я увидела его впервые, мне совсем не понравился. Невысокий, не то чтобы толстый, но какой-то рыхлый. Лицо круглое, как блин, и на нем – неожиданно маленький, острый носик. Волосики жидкие, неприятного мышиного цвета, кожа бледная и влажная… хотя, может, он тогда просто вспотел от волнения? Может, на мое первое впечатление повлияла вся эта странная ситуация и его непонятное поведение?
Когда потенциальный клиент ворвался в нашу приемную (ну что за человек? Почему нельзя просто войти, обязательно надо врываться?), я поняла, что первое впечатление меня не обмануло. Та же рыхлая фигура, тот же неуместный носик, те же растрепанные мышиные волосики. И те же капли пота над верхней губой и на висках. Только теперь к этому букету добавилась перекошенная от ужаса физиономия, дрожащие пальцы и срывающийся на визг голос:
– Вы… вы здесь! Помогите!
Когда Нина говорила, что Лариков брызжет слюной, я восприняла это как образное выражение. Оказалось, ошиблась. Не знаю, как Ниночка сумела определить это по телефону, но действительно, слюна веером летела на полкомнаты. Не замечая этого, Лариков метнулся к Гоше и схватил его за рукав:
– Вы сами сказали, дети – это святое! Помогите, умоляю, спасите моего сына!
– Минуточку. – Гоша аккуратно отцепил его от своего рукава и усадил на стул. – Что случилось с вашим сыном?