Эпоха последних слов
Шрифт:
Она направилась прочь, но, сделав три шага к двери, внезапно остановилась, обернулась:
— Ваша верность друг другу заинтересовала меня. Возможно, когда ты достигнешь Обители, твой брат уже будет полностью здоров. Тогда мы сможем побеседовать… в более приятной обстановке.
Кивнув, эльфийка вышла, оставив посреди полуразрушенного постоялого двора три окоченевшие, беззащитные фигуры.
Наступившую тишину прерывал только легкий шум ветра. Через пару минут где-то вдалеке заржала лошадь, будто в подтверждение того, что мир, пусть и пожираемый неведомым недугом, продолжал
В голове Вольфганга крутились только две мысли. Первая, весьма конкретная, касалась вероятности того, что где-то в лесу еще остались товарищи убитых ими разбойников — и эти товарищи могли в любой момент вернуться. Вторая была просто образом: лицо брата. Бледное, обескровленное лицо брата. Он спас ему жизнь, но все равно потерял.
Оранжево-желтая не обманула. Действие заклинания действительно скоро начало сходить на нет. Мышцы пробуждались, неспешно наливались силой, словно приходя в себя после долгой болезни. Рука, сжимавшая скипетр, медленно опустилась под собственным весом, доведя до конца начатый удар. Суставы наполнила тягучая, густая ломота. Постанывая, Вольфганг попытался сделать шаг. С третьей попытки ему удалось.
Рядом, утробно ворча, тяжело ворочался Гром-Шог, сбрасывая колдовское оцепенение. Гном тоже начал трясти головой, вновь обретая власть над собственным телом. С трудом переставляя ноги, Вольфганг добрался до вещей, сложенных на одной из лавок, и стал собираться в дорогу. В свой заплечный мешок он переложил порошки Людвига Стормвотера, его кадило, книги из котомки Рихарда и немного сушеных овощей из бандитских запасов. Подпоясался он ремнем погибшего рыцаря, надел его кольчужную рубаху — она пришлась почти впору, хотя и была чуть тесновата в плечах.
— Уходишь? — спросил гном. Язык еще плохо слушался его, звуки получались странные, медленные, искаженные.
— Ухожу, — ответил Вольфганг. — Вы со мной?
Гном замялся, отвернулся к заколоченному окну, принялся массировать ладонью плечо.
— Видишь ли, друг, я не уверен, что гоняться за эльфийками — разумная мысль…
Громко топая, вошел орк. На плече он держал свой устрашающий каменный топор. За спиной висел обвязанный множеством веревок и шнурков окорок.
— Выдвигаемся? — пробасил он хрипло. — Чего ждем?
— Гранитные Предки… — изумленно протянул Скалогрыз. — Ты-то куда?
— Ни одна тварь не может заморозить орка, — прорычал Гром-Шог Рваная Морда. — Обездвижить меня, не дать сражаться! Страшное, немыслимое оскорбление! Буду мстить!
— Выдвигаемся! — согласился Вольфганг.
Он вышел на крыльцо, шумно вдохнул прохладный вечерний воздух. Силы окончательно вернулись к нему, и даже солнце, почти утонувшее в багряных облаках на восточном краю небосвода, не смущало его. Ночью легче идти. Не так жарко.
— Пойдем по тракту, — сказал он орку. — Они на повозке, другого пути им не отыскать.
Зеленокожий согласно кивнул.
— Эй, постойте! — из дверей постоялого двора раздался крик Скалогрыза. — Погодите меня! Я только аркебузу захвачу!
К полуночи, когда луна, наконец, выползла из-за облаков, двигаться
— Когда планируешь привал? — спросил Скалогрыз рыцаря.
— Тебе правду сказать или обнадежить?
— А? Хватит шептать-то, громче говори.
— Тебе правду сказать? — проревел Вольфганг, скрывая раздражение.
— Правду, конечно.
— Когда упаду, тогда и планирую.
— Сурово. Но ты же понимаешь, что нам их так вот просто все равно не догнать. Потому что они на телеге — да еще небось на эльфийской телеге, что быстрее ветра — а мы пешком.
— Я знаю, куда они направляются.
— Так о том и речь. Нет смысла бежать до самого утра.
— Ты устал, что ли? — пробурчал Гром-Шог, тяжело пыхтящий позади. — Я могу тебя понести.
— Вот этого не надо! — отпрыгнул в сторону гном. — С меня хватило одного раза.
Замолчали. Быстрая ходьба выматывала, и, несмотря на приятную прохладу, все трое постоянно утирали пот с разгоряченных лиц. С обеих сторон из лесной чащи на дорогу волнами накатывало стрекотание кузнечиков. Роргар вспоминал родные места, суровые северные горы, в которых такие теплые, мягкие ночи случаются далеко не каждое лето. Гром-Шог думал об Ур-Сарше, чей топор сейчас покоился на его плече, и никак не мог решить, что именно сделал бы старый орк в подобной ситуации: рванул бы вперед, взгромоздив себе на одно плечо рыцаря, а на другое гнома, или попросту зарубил бы обоих, чтобы не мучиться. Вольфганг размышлял о пути, который ему предстоит пройти, о пути, который предстоит пройти его брату. Они вновь были разделены, но где-то в середине груди пустота начинала заполняться: Вольфганг чувствовал, что выбрал верную дорогу.
Луна опять нырнула в косматые облака. Тьма поглотила кроны сосен, тракт, небо — в густой черноте утонуло все, кроме крохотного клочка пламени на факеле Скалогрыза. Пришлось замедлить шаг.
— Ша! — выдохнул гном. — А ну-ка, стой!
Все трое замерли на месте.
— Что такое? — спросил Вольфганг шепотом через несколько мгновений напряженной тишины.
— Показалось, похоже, — произнес Роргар, вглядываясь куда-то во мрак впереди. — Вроде бы огонек мелькнул.
— Мелькнул, — подтвердил Рваная Морда. — Тоже видел.
— Что делать будем?
— Туши факел, дождемся луны. Нельзя, чтоб они нас заметили.
— А?
Гром-Шог протянул руку и накрыл ладонью факел, погасив огонь.
— Ни винта не вижу, — пробормотал Скалогрыз. — Похоже, все-таки…
Впереди показался огонек. Неяркий, дрожащий, едва заметный. Мигнул, пропал. Вновь появился.
— Ага, — прокомментировал гном. — Вот и цель.
Осторожно ступая, они крались сквозь непроглядную темноту, готовые к любой опасности. Огонек приближался, и вскоре стало возможно различить его владельца: невысокого худощавого старика с длинными седыми волосами, одетого в ветхий коричневый камзол. Держа в руках большой жестяной фонарь, старик высматривал что-то на земле, бурча под нос мотив старинной воинской песни.