Чтение онлайн

на главную - закладки

Жанры

Эпоха викингов. Мир богов и мир людей в мифах северных германцев
Шрифт:

Первая часть «Саги об Эгиле» строится на контрасте между Торольвом Квельдульвсоном, вождем Торгара, и сыновьями Хильдирид. Это был богатый йомен невысокого происхождения, живший на острове Лека. Описывая Торольва, автор саги представляет нам северный идеал зажиточного свободного человека: деятельного, храброго, честолюбивого, верного в дружбе; искренне преданного тем, кому он обещал быть верным; но жесткого с теми, перед кем он не чувствует никаких обязательств. В мире интриг и наговоров он – словно слепой котенок, почти ничего не замечает. Когда ему не удается убедить конунга в том, что он действует честно, Торольв демонстрирует открытое неповиновение и упрямство; когда конунг отобрал у него земли, он ухитрился жить как человек с положением, совершая торговые плавания и участвуя в набегах викингов; отвечая на конфискацию своих земель плаванием вдоль берегов Норвегии и упрямо держа курс на битву с конунгом.

Автор саги рассказывает нам эту историю спокойно и объективно,

но своими словами выносит этим людям безжалостный приговор. Торольв не мог действовать иначе; ибо он был человеком высокого рождения; он служил конунгу, хотя эта служба и не приносила ему ничего, кроме чести. Однако он не мог позволить никому, даже конунгу, диктовать ему, как надо распоряжаться своей честью, сколько слуг держать в доме, в какие одежды облачать себя и свою свиту. Он не мог опуститься до того, чтобы встать на один уровень со своими обвинителями и клеветниками и защищать себя; он хорошо видел, что вмешательство конунга в его дела было для него оскорбительным, и это оправдывало его сопротивление. Конунг захватил его торговый корабль – отлично. «Нам теперь ничего не нужно, ибо мы делимся товарами с самим конунгом Харальдом», – заявил Торольв и затянул пояс потуже.

Высокородный, умный человек должен демонстрировать свое благородство не только в том, как он относится к оскорблению и как заботится о своем поведении, но и в том, как он воспринимает дела других людей. Человек, попавший в сложную ситуацию, обычно обращался за помощью к главному человеку в округе. Один исландец, потерявший сына и не видящий способов отомстить или выиграть свое дело в суде самостоятельно, пошел к вождю и сказал: «Мне нужна твоя помощь в восстановлении моих прав». И он приводит причины своего обращения к нему: «Это дело затрагивает и твою честь, ибо жестокие люди не должны поступать у нас так, как им захочется». Тогда вождь берет это дело в свои руки. Если было применено колдовство, то вождь должен наказать виновного, иначе пострадает его честь. Более того, помимо наказания преступных соплеменников человек, претендующий на лидерство среди своих товарищей, должен уметь изгонять нечисть, на том основании, что этого требует его честь. Тот, кто попросил у него помощи, может, если потребуется, пригрозить, что позволит убить себя на месте, и тогда человек, отказавшийся ему в содействии, лишится своей чести.

Это затрагивало личную честь вождя, его честь мужчины, если он не отдавал все свои силы на выполнение обязательств, которые налагало на него положение вождя. Если ему не удавалось выполнять обязанности лидера людей, то его пост тут же превращался в ничто и люди переставали его уважать. И если вождь прогонит обратившегося к нему, вместо того чтобы заняться его сложным и запутанным делом, которое гости подобного рода обычно приносят с собой, то его поведение будет названо не просто слабым, но и позорным.

Репутация благородного человека – это большая, тщательно выращенная честь. Обращение к вождю означало обращение к «чести» и предполагало от него более чем обычную отзывчивость. «Если ты не возьмешься за мое дело, то будешь проклят», – говорит человек, обратившийся за помощью; и точно так же говорит и другой: «Ты потеряешь достоинство, если не отомстишь».

В слове «достоинство» заключена вся история культуры в краткой форме. В древности оно означало «быть хорошим, быть таким, каким ты должен быть». У англосаксов duguth, «достоинство» являлось производным от слова dugan «быть способным, быть полезным». Достоинство в его современном понимании предполагает освобождение моральных сил в эстетических целях, так сказать. На фоне средней нравственности, которой может похвастаться любой человек и которую многие считают необходимой, ее наивысшая форма разворачивается во всем своем величии. Варвары не имеют достоинства, поскольку обладают минимальной нравственностью. Как бы высоко человек ни поднялся над средним уровнем, он никогда не выходит за пределы своих обязанностей, ибо его обязанности растут вместе с ним. У исландцев читаем о гостеприимном йомене: «Он был таким радушным, таким щедрым (Pegnskaparmadr), что давал свободному человеку столько еды, сколько тот мог съесть». В данном отрывке приведено слово Pegnskaparmadr – производное от слова pegnskapr (великодушный, щедрый), означающего должность тана, а оно означает мужскую честь или совесть. И так же естественно, без каких-либо символических расширений значений этого слова, человек, который может позволить себе накормить своих друзей до отвала, но закрывает дверь своего дома перед человеком вне закона, нидингом, в данном случае – «недостойным сидеть за одним столом с честными людьми».

Если король щедр – люди превозносят его за великодушие, он, не скупясь, одаривает золотом приближенных, и они ликуют, восклицая, какой великолепный у них король, никогда еще не было такого короля! Но горе тому правителю, который не отличается щедростью. От него все отворачиваются, и это один из признаков того, что конец его близок. В словах автора «Беовульфа» – «сохранителя преданий» – о кончине Херемода слышим грозное предупреждение: «…И покинул мир, вождь неправедный, /

в одиночестве; и хотя Творец одарил его всемогуществом / и возвысил его над народами, / все равно в душе жаждал он кроволития, / и не кольцами данов радовал, / но безрадостные длил усобицы…» [24]

24

Пер. В.Г. Тихомирова.

Эти варвары, как мы уже видели, восхищались всем необычным, их приводили в восторг безудержная щедрость (orlaeti), мужественность (karlmennska), доблесть (hreysti) и бесстрашие – от всякого широкого жеста или проявления отваги похвалы сотрясали в воздух. Но сам их торг нас удручает. Они восхваляют короля, словно танцора с мечами, поскольку чем более диким и совершенным становится его танец, тем ближе он подходит к смерти; достаточно одной ошибки, чтобы он оказался на земле, окруженный презрением и насмешками. Сквозь все поэмы и саги доносятся до нас похвалы презрению их героев к смерти. Но тот, кто хорошо понимает дух этих поэм, знает, чем могут смениться эти похвалы, и инстинктивно чувствует, каким был бы приговор, если бы герой не смеялся над страхом смерти.

Создатель «Гренландской Песни об Атли» (Atlakvida in groenlenzka), описывая, как у Хёгни вырезали сердце, уменьшает презрение героя к смерти, позволив его палачам сначала продемонстрировать его брату окровавленное сердце раба Хёгни, заявив, что это сердце его брата; но потом Гуннар сказал: «Тут лежит сердце / трусливого Хьялли, / это не сердце / смелого Хёгни, – / даже на блюде / лежа, дрожит оно, – / у Хьялли в груди дрожало сильнее». Когда Гуннару подали другое сердце, он заявил: «Тут лежит сердце смелого Хёгни, это не сердце трусливого Хьялли, оно не дрожит, лежа на блюде, как не дрожало и прежде, в груди его!» [25] Современного читателя поначалу трогает пронзительность этой сцены, но, перечтя ее, он чувствует, что его восхищение уступает место удивлению от того, каким странным способом автор подчеркивает смелость героя, сравнивая ее с презренным ужасом раба! Таковы были старинные способы оценки достоинств мужчин и их мужских качеств.

25

Гренландская Песнь об Атли. Смерть Атли. Пер. А.И. Корсуна.

Для человека, рожденного царствовать, планка устанавливалась очень высоко. Его честь заключалась в том, чтобы иметь в своем распоряжении столько же людей, сколько было у его отца, или даже больше; чтобы люди называли его величайшим, храбрейшим, самым умным, самым щедрым, в пределах горизонта, который очерчивал сферу влияния его семьи. И сразу же за пределами чести стояло бесчестье, что было равносильно смерти. Эта тайная мысль накладывала отпечаток на всех германских вождей, определяла их судьбу и заставляла вести определенный образ жизни.

Рассмотрев высшие формы чести, следует теперь изучить самые низшие. С каким минимальным «количеством» чести мог жить человек? Ответ на этот вопрос дается в общем знаменателе того, что есть человек, выраженном в законе; ценность человека определялась суммой тех вещей, за которые он мог требовать возмещения в случае их утраты. И мы опосредованно сделаем то же самое. Но чтобы получить нужную пропорцию, мы должны увеличить активную часть чести, чем это делалось в параграфах законов. Норвежские законы, как мы уже видели, объявляли человека вне закона за отсутствие мужественности, и не важно, выражалась ли эта слабость в том, что он не смог принять вызов, или в том, что занял второе, а не первое место, они показывают, что слова «лучше умереть, чем лишиться чести, отказавшись от поединка» вовсе не были пустым звуком. В этом случае миролюбие человека губило его с той же уверенностью, что и бесчестье, павшее на него из-за того, что он оставил гибель брата неотомщенной. Но в честолюбивых кланах, да и в каждом здоровом человеке честь не удовлетворялась тем, что он стоял, прикрывшись щитом, – мужчина не должен был ждать, когда ему навяжут бой, он обязан был искать возможности проявить себя. В старом норвежском языке есть очень характерная фраза об одном молодом человеке, который проявил себя как достойный наследник своих предков; он не говорил, что он отомстил за своего родственника – а буквально «вошел в шкуру своего родича». Исландец Глум во время своего первого плавания в Норвегию вошел в дом своего деда и не был узнан родичами. Вигфус – высокий рассудительный видом муж в дорогом синего сукна одеянии, подбитом мехом, восседал на возвышении во главе стола, руки его покоились на отделанной золотом рукояти секиры. Глум поприветствовал хозяина и объявил, что он его внук. Вигфус принял юношу холодно и отвел место на скамье в дальнем углу зала. Глум терпеливо ждал, пока наконец ему не представилась возможность отличиться, убив человека. Только тогда Вигфус признал в нем родича: «Теперь я вижу, что ты – наш родственник; я ждал, когда ты войдешь в их число, продемонстрировав качества настоящего мужчины» («Сага о Глуме Убийце»).

Поделиться:
Популярные книги

Позывной "Князь"

Котляров Лев
1. Князь Эгерман
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Позывной Князь

Возвышение Меркурия. Книга 5

Кронос Александр
5. Меркурий
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Возвышение Меркурия. Книга 5

Тринадцатый IV

NikL
4. Видящий смерть
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
5.00
рейтинг книги
Тринадцатый IV

Идеальный мир для Лекаря 27

Сапфир Олег
27. Лекарь
Фантастика:
аниме
фэнтези
5.00
рейтинг книги
Идеальный мир для Лекаря 27

Буря империи

Сай Ярослав
6. Медорфенов
Фантастика:
аниме
фэнтези
фантастика: прочее
эпическая фантастика
5.00
рейтинг книги
Буря империи

Эволюционер из трущоб. Том 3

Панарин Антон
3. Эволюционер из трущоб
Фантастика:
попаданцы
аниме
фэнтези
фантастика: прочее
6.00
рейтинг книги
Эволюционер из трущоб. Том 3

Бастард Императора

Орлов Андрей Юрьевич
1. Бастард Императора
Фантастика:
фэнтези
аниме
5.00
рейтинг книги
Бастард Императора

Измена. Жизнь заново

Верди Алиса
1. Измены
Любовные романы:
современные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Измена. Жизнь заново

Центр силы

Сухов Лео
3. Антикризисный Актив
Фантастика:
героическая фантастика
5.00
рейтинг книги
Центр силы

Проводник

Кораблев Родион
2. Другая сторона
Фантастика:
боевая фантастика
рпг
7.41
рейтинг книги
Проводник

Мастер 10

Чащин Валерий
10. Мастер
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Мастер 10

Возвышение Меркурия. Книга 17

Кронос Александр
17. Меркурий
Фантастика:
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Возвышение Меркурия. Книга 17

Последняя жена Синей Бороды

Зика Натаэль
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Последняя жена Синей Бороды

Жена на четверых

Кожина Ксения
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
эро литература
5.60
рейтинг книги
Жена на четверых