Эра джихада
Шрифт:
По одной, стараясь управиться как можно быстрее, перетаскиваем девиц на остановку. Проносящиеся по шоссе машины не останавливаются, сейчас никто в таких случаях не останавливается, в чужие дела не лезет. Полицейская машина с включенной мигалкой придает делу видимость законности, и единственно, чего я опасаюсь, – кто-то из коллег остановится спросить, не надо ли помочь. Впрочем, в четыре часа утра – желающих патрулировать не очень-то много.
– Твари… – высказывает свое отношение к дамам Иван, – прошмандовки.
– Помолчи.
Девиц кое-как размещаем на сиденье остановки. Единственно, чего я опасаюсь, – чтобы не замерзли до того, как придут в себя. Побочное действие этого чертова газа, большинство умерших на Дубровке умерли не в результате
А вы думали, что я их убил? Да перестаньте. Я не маньяк какой-нибудь, и свои – для меня всегда свои, пусть и опустившиеся на самое дно. Чужие – другое дело…
– Э… ты куда?
Иван уже потащил с переднего пассажирского второго мента.
– Туда же…
– Дальше выбросим.
Нельзя, чтобы они пришли в себя в одном месте. Могут что-то вспомнить. А так – эти б… придут в себя на автобусной остановке с раскалывающейся головой, подумают, что нажрались сильно, ничего не вспомнят. Этого бросим где-нибудь дальше, заберем ксиву. Как только проспится – у него много других проблем будет, не до того чтобы выяснять, что и как произошло. Тем более что амнезия – одно из побочных действий этого газа, разработанного в целях борьбы с терроризмом.
Я сажусь на водительское место «крузера». Обоих гавриков назад, одного выкинем через несколько кэмэ, другой поедет с нами. Думаю, у нас найдутся темы для общения…
Иван присмотрел гараж за МКАД. Тихое, уютное место. Там и погутарим…
– Просыпайся. Просыпайся давай…
Мент еще не совсем пришел в себя. Кулак Ивана оказался серьезнее усыпляющего газа, тем более что ему что-то тоже досталось из того, что было в машине. Я сам ехал – стекло до отказа вниз опустил и морду лица высунул, чтобы не надышаться – и то как пьяный…
– Просыпайся!
Еще пара ударов по щекам, наотмашь. Давай, козел, некогда с тобой тут лясы точить.
– Может, водки ему дать?
– А у тебя есть, что ли?
– Початая бутылка.
– Давай…
Пока Иван полез за початой бутылкой водки – дайте-ка я вам кое-что расскажу. Перед вами, сограждане мои, сидит самый настоящий салафит. Вы не смотрите на то, что он капитан милиции, пусть и не в форме, он – один из предателей, чужих среди нас. Дмитрий Шафаров, тридцать лет, и в тридцать лет уже капитан полиции. Московской милиции – кто в теме, тот оценит, тем более что он не москвич, а уроженец Нижнекамска, нефтяного города в Татарстане. В детстве – «мотался» за ОПГ «Мамшовские» и одновременно с этим – стал помощником печально известного главы Нижнекамского мухтасибата. В Нижнекамске вообще много чего интересного происходило, там при полной поддержке чиновничества местное духовенство то облицовывало единственную в городе мечеть мрамором за восемьдесят шесть миллионов, то несло Слово в ряды молодых «мамшовских» бойцов. Которые понимали лишь то, что просто рекетировать – это плохо, а вот собирать на джихад – это хорошо, главное – поделиться собранным с местным мухтасибатом. Эту группу разгромили, но Шафаров, как мы и подозреваем, не один он уже работал… правильно, в полиции! А так как министром внутренних дел в те годы был бывший казанский опер – как-то так получилось, что молодого лейтенанта из Нижнекамска перевели в Москву и аж с предоставлением служебного жилья. Сразу!
И ладно бы он ограничился поборами с подкрышных фирм и передачей собранной дани наверх. Но он ведь, гнида, продолжил на духов работать. Именно он надавил на руководство одной обнальной живопырки, чтобы та не показывала в отчетах Росфинмониторингу кое-какие операции. В числе их и приобретение
Наверняка за ним много чего другого числится. Вот это мы сейчас и узнаем. А вы слушайте внимательно.
Доза водки произвела на Шафарова эффект, подобный живой воде – первый же глоток, и он если и не пришел в себя полностью, то по крайней мере хоть очухался. Второй тоже был в кассу.
– Все, хватит. Достаточно…
Я включил свет. Штатив и прожектор я купил в магазине товаров для дома.
– Ты Шафаров Дмитрий Геннадьевич.
– Я… Да…
– Капитан полиции.
Трезвеет. На глазах.
– Ты кто такой, мужик? Жить надоело?
– Держи его.
Пытать человека – дело не такое простое, под пыткой человек может сказать все, что угодно, только бы не чувствовать боль. Потому пытку нужно строго дозировать, слишком много боли делают человека нечувствительным к ней, включается природный механизм компенсации, человек может даже сознание потерять. Еще Николо Макиавелли говорил, что вред нужно применять внезапно и весь сразу. Я придерживаюсь того же мнения. И поэтому я беру больше садовые ножницы, которые я купил в том же магазине, что и штатив, и отрезаю часть первой фаланги указательного пальца – по ноготь примерно. Думаю, что этого вреда будет достаточно, и нового не потребуется. Шафаров явно не из идейных и не будет смеяться над мучителями, бросая им «Аллах Акбар» в лицо. Это просто ублюдок, который возомнил, что ему все позволено, а ментовская ксива дает ему полную гарантию безнаказанности. На самом деле не так – за предательство с него спросят еще строже…
– Чо сбледнул? Иди, аптечку неси…
Мигом протрезвевший Шафаров орет, размахивая брызжущей кровью рукой – и пока Иван бегает за аптечкой, думаю, он многое переосмыслит в своей жизни. Почему-то среди татарской, башкирской молодежи, кавказской молодежи пользуются большим спросом ролики «с джихада». О том, как русским солдатам перерезают горло, вспарывают животы, как глумятся над ними. Стоя в камуфляжном костюме и с автоматом перед телом девятнадцатилетнего срочника с Рязанщины, еще булькающего перерезанным горлом, эти твари чувствуют себя мужчинами. Воинами. Горцами. Хозяевами, наконец. Очень просто принести им смерть. Просто прицелиться и нажать на спуск. Гораздо сложнее принести им страх. Страх, который поразит их как вирус. Заставит бояться каждой тени. Разложит их маленькие, но сплоченные общины. Заставит не доверять друг другу. Ненавидеть друг друга за свою трусость. Недостаточно просто убить человека, вывезти и закопать – тем самым вы породите мученика, вызовете волну ненависти и мести. Именно этим я и занимаюсь, это то, что я делаю. Я – податель страха в темном подвале истории…
Не я начал эту войну. Не мне ее заканчивать. И Шафаров дешево отделался, в тридцать седьмом его бы расстреляли в подвале Лубянки за предательство. Сейчас – он потерял всего лишь полфаланги указательного пальца, это более чем скромно за сотрудничество с ваххабитами и прочие преступления, которые он совершил. Теперь я допрошу и отпущу его. Пусть и дальше если и не сотрудничает с нами, то сеет страх вокруг себя.
Иван приносит аптечку. Автомобильная, но этого хватит, если наложить еще и жгут. Жгут у меня всегда с собой, тоже привычка с давних времен.
– Руку держи наверх. Иначе кровью истечешь.
– Вы чего? – с плачем, глотая сопли, говорит мент. – Я ничего не сделал. Вы что, охренели?
– Ничего не сделал? А что ты творил в Нижнекамске, когда с хулиганами мотался, а потом с бандитами корешился? А что ты творил, когда снюхался с ваххабитами? Ты знаешь, что в квартирах, какие ты покупал, шахидки поселились! А у нас секретный приказ, выявленных ваххабитов – в расход.
– Я не знал… ничего не знал…
– Расскажешь все на камеру. Будешь правду говорить, потом отпустим. И не думай, Дима, что меня обмануть сумеешь. Ты против государства идешь, авызынны сегем! Будешь говорить?!