Эра Милосердия
Шрифт:
– Мне кажется, я была не права, - вдруг с трудом выговорила тетя Соня.
– Убийственно не права.
– Тетя, я ведь...
– Как я посмела так грубо, так нечутко с ним разговаривать? продолжала тетушка, не слушая Эру.
– В таком хамском тоне! С человеком, который точно так же страдает от одиночества, как и я...
– Он не страдает, у него...
– Попугай, ты хочешь сказать?
– У него сын на Дальнем Востоке.
Тетушка с досадой на нее взглянула.
– На Дальнем Востоке - это все равно что на Луне! Он сам мне говорил,
– Тетушка безотрадно качнула головой и застыла.
– Тетя, а ведь я тогда еще сказала, что ты должна...
Но тетушка снова не дала Эре договорить.
– Увы, поздно... поздно...
Из уголка ее глаза вылилась слеза и повисла на кончике носа.
– Но если ты первая...
– Я?! Ты думаешь, у меня хватит сил это сделать?! Если бы ты только знала, сколько раз я набирала сегодня его номер! И... столько же раз бросала трубку. Я... Я не могу. Такой ужасный стыд от содеянного. И спазм... в горле... Может быть... ты?
– Я? Ну, хорошо.
– Эра сняла трубку.
– Что ему сказать? Тетя просит прощения и хочет помириться? Так?
– Нет-нет, - испугалась тетушка.
– Разве такие вещи говорятся по телефону?! Надо видеть глаза, ощущать оттенки голоса... Ты должна с ним встретиться.
– Ладно, зайду к нему на днях.
– На днях?! Завтра же! Не откладывая ни минуты!
– Ага.
– Очень тебе благодарна. А теперь, - тетушка суетливо заглянула Эре в лицо, - давай потренируемся, как тебе вести себя и что говорить.
– Теть, ну зачем?.. Судя по обстановке. Во-первых, я все равно все забуду. Ты же знаешь, с памятью у меня не очень-то; а во-вторых, нужные слова появятся сами собой, стоит лишь увидеть человека.
– Да?
– с сомнением спросила тетушка.
– Ну, как знаешь... как знаешь...
Однако назавтра Эра так и не встретилась с Валерием Павловичем. На последнем уроке по расписанию должна была быть география, однако вместо географа Павла Петровича с его вечной улыбкой на краснощеком лице в класс вошла Маргарита Викторовна, неся журнал под мышкой.
– Здравствуйте, садитесь. Павел Петрович заболел. Вместо географии проведем урок русского языка. Мурашов, идите к доске. Пишите.
Она продиктовала несколько предложений, а когда Мурашов закончил, спросила:
– Могли бы вы разделить эти предложения по каким-либо признакам? Если да, то по каким?
Мурашов молча смотрел на доску.
– Скажите правила, которые, по-вашему, относятся к данному примеру.
– Сложносочиненные и сложноподчиненные предложения, - зашептала с первой парты Верочка Облакевич.
– Облакевич, спокойнее. Вы пойдете отвечать второй.
– Я не учил.
– Мурашов с вызовом глянул на Маргариту Викторовну. Между прочим, русский язык у нас завтра.
– Это материал на повторение. Больше вам добавить нечего?
Мурашов молча передернул плечами, а Маргарита Викторовна, перечеркнув в его дневнике запись "Геогр.", аккуратным почерком вывела "Рус. язык" и поставила двойку. Затем
– Кто расписывается в вашем дневнике?
– Отец, - буркнул Мурашов.
– У меня большое подозрение, что эту тягостную обязанность добровольно взвалили на свои плечи вы сами. А?
Мурашов, отвернувшись, словно вопрос относился к кому-то другому, смотрел в окно.
Маргарита Викторовна снова принялась листать дневник.
– Здесь три записи с просьбой родителям явиться в школу. Ваш отец их видел?
– Не знаю. Можно сесть?
– Не знаете? Ну, это уже чуть ближе к истине. Кроме того, Эра передала вашему отцу записку аналогичного содержания...
– Я не передавала, - привстала Эра, - я забыла, а потом я ее потеряла, а когда хотела сказать вам, что потеряла, опять забыла...
– Когда человек приводит слишком много доказательств в защиту своей лжи, ему лучше сразу сказать правду. Учти это, Эра. Так... странные отметки.
– Маргарита Викторовна глянула на Мурашова.
– Четыре, три. Пять, пять, два... три, четыре, пять, единица... четыре, два... ну и в том же роде. Не кажется ли вам, что это признак слабого характера и внутренней расхлябанности? В первую очередь я бы посоветовала вам заняться самовоспитанием; вместо того чтобы брать на себя ношу, которая вам явно не по плечу.
– Это какую же ношу?
– настороженно спросил Мурашов.
– Вместо того чтобы делать человека из вашего отца-алкоголика, налегли бы вы на науку. А людей из алкоголиков делают соответствующие учреждения, которым это полагается по их роду деятельности. Кстати, я могла бы выяснить, что требуется для того, чтобы отправить вашего отца на принудительное лечение. А?
Мурашов стоял, низко наклонив голову, и ничего не отвечал. Маргарита Викторовна помедлила, глядя на него, но так и не дождалась ответа.
– Как знаете. Одно могу сказать вам с полной ответственностью: если вы и дальше будете скатываться вниз такими темпами в смысле успеваемости и дисциплины, как бы вам вместо школы не оказаться совсем в другом месте. Таких примеров сколько угодно. Я думаю, друзья-приятели вашего отца могли бы поделиться опытом. Садитесь.
Мурашов поднял пылающее лицо. От его самоуверенности не осталось и следа, и перед классом стоял лишь жалкий мальчишка с багровыми ушами и слезами на глазах.
– Садитесь, вы свободны, - повторила Маргарита Викторовна, с удовлетворением глядя на Мурашова.
Он сделал шаг по направлению к своей парте, но потом, словно опомнившись, резко повернулся и в полной тишине вышел из класса.
Эра вскочила, потом села, потом опять приподнялась... Бежать за ним? Оставаться на месте? Что же делать?!
– Ты, я вижу, рвешься отвечать. Прошу к доске. Вопрос тот же.
Эра подошла к доске и дрожащими пальцами взяла мелок.
– Сложно... сочиненные и сложноподчиненные предложения, - чужим голосом выговорила она.
– Дай, пожалуйста, полный ответ. Эти предложения можно разделить на сложносочиненные и сложноподчиненные. Ну?