Эра разлома
Шрифт:
Но хуже всего то, что мне было просто нечего предложить дознавателям.
Да, я взял на себя ответственность за убийство целого отряда бойцов ордена вместе с их командиром, но что дальше? Я не знал ни остальных членов Слуг смерти, ни где они живут, ни мест встречи этого проклятого Солусом культа.
К несчастью, именно эта информация и была им нужна, а потому пытки не прекращались.
Единственный человек, которого я мог сдать, был Тарл, ведь я знал, где он остановился. Однако как раз его судьба дознавателям ордена была известна — Тарла я и сам видел несколько раз, когда меня тащили по коридору мимо его камеры.
Спустя сколько-то недель жизни в аду, я начал понимать, что рассудок меня покидает. Я переставал различать людей, для меня они превратились в одинаковые безликие силуэты, которые существуют лишь для того, чтобы вызывать мучения.
Я путался в воспоминаниях. Они все перемешались, и события, которые происходили со мной еще в детстве, казались столь близкими, будто это было вчера.
В конечном счете все пришло к тому, что я перестал чувствовать боль — измученный бессонницей мозг стал отключаться прямо во время пыток, и в забытьи я находил спасение от самых мерзких и неприятных вещей, которые они со мной делали.
За время пребывания в этом ужасном месте я сильно исхудал, ноги перестали меня держать, а руки не слушались. Как бы то ни было, несмотря на все причиненные мне страдания, палачи будто жалели меня, не нанося действительно непоправимого вреда здоровью. Все их пытки были направлены лишь на достижение максимальных болевых ощущений, но в этом они действительно достигли небывалого мастерства.
Не знаю, сколько еще прошло времени, неделя, месяц или два месяца.
В один из дней, невероятно похожий на все предыдущие, в комнате пыток меня встретили не обычные дознаватели, а боец ордена Луцис. Один из тех, кто пытался поймать меня еще в подвале Симеона.
Солус великий, почему я не сдался тогда, когда у меня был шанс отделаться лишь парой тяжелых разговоров и несколькими днями в обычной камере? Зачем я вообще ввязался в эту авантюру, послушавшись Тарла и не убежав от него?
Хотел помочь Мариссе, спасти ее из рабства, и что теперь?! За время моего заточения с ней могло произойти все, что угодно! Она уже может быть мертва!
Либо ее все-таки отпустили, но как она изменилась? Простит ли она меня, что я так и не пришел ей на помощь? Ах, проклятье… Какая теперь разница, если я так и не выберусь отсюда? А судя по всему, отпускать меня никто не собирается. Так я и умру за преступления, которые не совершал, в застенках ордена Луцис. Святого ордена Луцис, призванного защищать людей от ужасов ночи.
Прости меня, Марисса.
— Что, прости? — переспросил меня боец, который сидел перед табуретом на корточках. С трудом разлепив веки, я непонимающе уставился на человека, пока не понял, что последнее предложение произнес вслух.
— Неважно, — хрипло произнес я. — Это уже не имеет значения.
Мне давно не приходилось разговаривать вслух. Голос меня не слушался, но с каждым следующим словом он становился громче и тверже.
— Как ты? Живой? — участливо поинтересовался боец ордена. Я бы рассмеялся ему в лицо, если бы у меня были силы на смех. Вместо этого я лишь натянуто улыбнулся и промолчал.
— Что тебе нужно?
— Я просто хочу
— Очень приятно познакомиться, — не смог я сдержать желчь. — Мое настоящее имя Рональд. Сын Даррена.
— Мне нужна правда, Рональд. Скажи мне ее, и я обещаю, что обойдусь с тобой по справедливости.
— Какую правду ты хочешь? Выбирай любую! Да, я убийца, глава Слуг смерти и просто подонок. Убиваю стариков и по утрам ем маленьких девочек. Доволен?
— Почему ты до сих пор не сдался? — проигнорировал он сарказм. — После всех этих пыток… Разве может человек это выдержать?
— Хочешь попробовать? Давай поменяемся.
— Я говорю серьезно, Рональд.
— А мне уже на все плевать. Лучше убей меня, и покончим с этим. Чего вам это стоит? Вам нужен виновный? Вот он я! Убейте, казните, сбросьте с Горы в кучу дерьма в данскере, как это уже со мной проделывали! Мне все равно! Только прекрати это!
— Послушай, — положил он руку мне на плечо, и даже обычное касание обожгло меня, словно огонь. — Мне очень жаль. Остальные бойцы ордена… Они готовы сгрызть тебя живьем за то, что ты сделал со звеном Трегони, что ты сделал с Амиленом. Не говоря уже о телах в подвале трактира на улице Десмоса Десятого. И все же… Я уверен в том, что если бы ты что-то знал, ты бы уже давно это выложил. Если бы ты и правда был тем человеком, что носил личину Мортеда Льюиса, а потом переселился в эту оболочку в злосчастном подвале дома на Складочной, ты бы сломался под пытками. Этого никто не выдержит. Так почему же ты молчишь?
— Потому, что я не виновен? Потому, что единственная моя ошибка заключалась в том, что я испугался вас, бойцов света, которые с оружием наголо ворвались к Симеону и видели, как я перерезал ему глотку куском битого стекла?
— Солус Великий… — прошептал Тарон и понурил голову. — Я верю тебе, Рон. Я верю. Я не знаю, как донести это остальным членам ордена. Амилен хочет, чтобы ты за все ответил, и он ни перед чем не остановится, чтобы вытянуть из тебя информацию об уцелевших Слугах смерти. И он готов пытать тебя, пока ты окончательно не лишишься рассудка.
— Зачем ты пришел сюда и говоришь мне все это?! — брызжа слюной, спросил я Тарона, тщетно пытаясь вырваться из цепей. — Если ты не можешь ничего сделать, просто уйди! Если боишься убить, так оставь меня в покое!
— Как раз об этом я и думаю! — резко ответил боец ордена. — То, что я хочу сделать, называют предательством. Меня самого могут судить, и это будет справедливо. Но я не могу допустить, чтобы на острове Луцис невиновного человека замучили до смерти.
— Неужели ты готов вывести меня отсюда? — недоверчиво поднял я одну бровь.
— Я сделаю все, что в моих силах. Я должен был убедиться, что ты говоришь правду, и что бы ни думал Амилен или Фаррел, я поверил тебе.
— Ты сможешь это сделать?
— Мне нужно подумать, как все обставить. Дай мне несколько дней. Сможешь продержаться?
— А что мне остается? — пожал я плечами настолько, насколько позволили тяжелые кандалы. — Скажи, чего ты хочешь взамен? Мне нечего предложить.
— Справедливости. Это единственное, чего я хочу. Ты должен быть на свободе, и только после этого я смогу сосредоточиться на поимке тех, кто ответственен за все это. Если, конечно, хоть кто-то из них уцелел.