Эра Водолея (главы из романа)

Галихин Сергей Владимирович

– Константин, какое твое мнение?
– спросил Лобачевский.

– Утопия.

Лобачевский немного улыбнулся и чуть развел руки в стороны.

– И он прав.

– С другой стороны, я согласен с Черчиллем, - сказал Мухин.
– Кажется, это он сказал: "Демократия - это дрянная система, но ничего лучшего люди еще не придумали".

– С этим сложно спорить, - согласился Чуев, - да и не хочется. Но если я правильно тебя понял, ты просто предлагаешь называть вещи своими именами, а не прятаться за красивые фразы, смысл которых не соответствует действительности. В этом я тебя поддерживаю.

–

Костя, мы здесь давно сидим, что там, на улице?
– вдруг спросил Лукошкин.

– Весь город упивается в полном смысле слова "пить". Как будто бы винные склады открыли и бочки выкатили на улицу.

– Классическая схема, - сказал Лобачевский.
– От того, как предсказуемо развивается ситуация, даже страшно становится.

– Как работа начинается с перекура, - заметил пьяный Богатырев, - так и новая власть начинается с банкета.

– Начнется все с поисков виноватого, - сказал Лобачевский.
– Как всегда это будут евреи. Моисей, ты готов?

– Я не еврей, - ответил Чуев и откусил пирожное.

– Как это?
– удивился Лобачевский.
– Ты же Моисей. И не докажешь ты ничего. Не успеешь. Так что, батенька, ты еврей. Смирись с этим.

– Мукин и Штырев, конечно же, болтуны, - сказал Лукошкин, - но... они же цивилизованные люди. Образованные и воспитанные.

– Моисей, давай взорвем че-нить на хрен, - сказал пьяный Богатырев.

– Подожди, - ответил Чуев, как бы остановив Богатырева ладонью левой руки.

– Да их никто и не спросит, - улыбнулся Лобачевский.
– Их поставят перед фактом, что охлос требует жертву. Если никто не виноват, никого не накажут, значит, все останется, как и прежде. Ничего не изменится. Тогда зачем было все это затевать? Так что им просто придется кого-нибудь убить.

– Но ведь крикуны не единственная партия в стране, - заметил Лукошкин.
– Теперь, когда нет тотального контроля, партий станет еще больше. В конце концов найдутся люди, которые покажут, насколько абсурдны идеи крикунов.

– Именно потому, что однажды вдруг все стало можно, и начнется настоящая грызня, которая непременно перерастет в бойню.

– Господа. Вы слишком сильно сгущаете краски, - сказал Лукошкин. Всегда найдутся умные люди, которые понимают, что разрешение споров, пусть политических, с помощью кровопролития недопустимо.

– Всегда найдутся недовольные, - уточнил Чуев.
– Точно так же, как найдутся и те, кто будет подначивать их, не забывая при этом делать ставки.

– А остальным в это время будет на все плевать, - добавил Мухин.

– Кстати, о многопартийности, - сказал Чуев.
– Действительно, партии теперь будут плодиться как кролики. Вопрос, сколько из них готовы строить государство, а не играть в политику.

У нас Петрович, из четвертого подъезда, между прочим, тоже большая партийная величина дворового масштаба. Во времена его героической зрелости он был секретарем первичной организации на заводе "Красный трансформатор".

После прихода Лебедева к власти актуальность компартии упала. На продвижение по службе членство в ней больше не влияло. За нелояльность к стенке не ставили.

Вот и разбежались кто куда. Эти дворовые деятели через пять лет собрались и постановили восстановить первичную организацию. Сурин секретарь партячейки, Иванов - заместитель секретаря,

Сидоров культмассовый сектор, а перечница Коллонтай - сектор пропаганды и наглядной агитации. Печать у Петровича еще заводская осталась. Заплатили взносы за пять лет. С тех пор раз в месяц собираются, платят взносы, Петрович в партийные билеты печать ставит, Сидоров, как культмассовый сектор, организует закусон, а Коллонтай бежит в магазин за красненьким. Вот это наглядная агитация. Вот это я понимаю. Между прочим, за пятнадцать лет в их ячейку вступили еще трое. Так что это у них теперь что-то вроде закрытого клуба. И кого попало они не принимают. Кандидатский срок как минимум полгода.

Так вот. Пока все это организуется стараниями Коллонтай и Сидорова, Иванов составляет протокол заседания. С постановлениями, на что тратятся партийные деньги. Тратятся они, естественно, на агитацию, канцтовары, поход в Музей Ленина. Даже билеты где-то нарыл и приколол к протоколу.

– Какие билеты?
– спросил Костя.

– Железнодорожные. Что они в Шушенское ездили. А ты говоришь: митинг, флаги... их бронепоезд на запасном пути. Можешь не сомневаться. А случись так, что с каждого спросится: "Товарищ, а где ты был в трудный для родины час?" - у них готово дело. Быстренько представят отчет о проделанной подпольной работе. С подписяRми и штеRмпелями. А теперь скажи мне: что они смогут противопоставить желающему в диктаторы? Ничего. По привычке соберутся на пару митингов и по той же самой привычке уйдут в тихое подполье. Взносы пропивать.

– Ну так че, взорвем или нет?
– повысил голос Богатырев.

Все посмотрели на него.

– Чем?!
– не выдержал Чуев.

– Спокойно, - сказал Иван Данилович.

Язык его перестал заплетаться, слова стали внятными и весомыми.

Опираясь двумя руками о стол, он поднялся со стула и медленно подошел к серванту, стоящему посреди двух платяных шкафов. Все присутствующие наблюдали за ним с интересом. Богатырев вдруг замер, как будто никак не мог что-то вспомнить. Через несколько секунд, очевидно, что-то прояснилось в его сознании, он подошел к правому шкафу и раскрыл дверцы. Мухин выронил чайную ложечку, и в возникшей тишине она смачно звякнула по блюдцу.

Богатырев расплылся в улыбке и довольно икнул.

– Пжалста, - сказал он, показывая на пластид, который занимал все пространство шкафа без остатка.

Все молчали. Было слышно, как над пирожными жужжит неизвестно как попавшая в комнату пчела.

– Ты откуда это взял?
– через минуту спросил Мухин.

Задать этот вопрос хотели все, но выговорить смог только он. Очевидно, сказались годы службы.

– А... твои корочки больш не дес-ствительны, - улыбнулся Богатырев. Так что з-запросто могу не отвечать.

Больше никто не проронил ни слова. Иван Данилович понял, что его фокус должного эффекта не произвел, вздохнул разочарованно, закрыл шкаф, обошел стол и занял за ним свое место.

– Ты стал много пить, Данилыч, - мрачно констатировал Чуев.

– Я знаю, - ответил Богатырев.
– Только, наверное, не много, а часто.

Скучно как-то стало последнее время.

– А ты женись, - предложил Мухин.
– Не соскучишься.

Богатырев ответил не сразу.

– Нет, ребята. Мы с Моисеем как доказательство от обратного.