Эра жаворонка
Шрифт:
В поисках следов некоего Е. Гарсиа, который мог оказаться коллегой Вука - Энди Гарсиа, из Берлина пришлось перебираться в Тулузу. Побродив по старому городу и пообедав в игрушечно-аутентичном ресторанчике с отличным местным вином, Вук расслабился, а, расслабившись, принялся размышлять о том, что не смог бы жить в таком тёплом, уютном, чуть тесном, но полном приятной лени городе. Сердце просило бы сдержанной суровости: блёклых пейзажей, широких пространств и бесконечного блеска воды. В тесных габаритах взгляд вечно занят, в пустынных - вынужден обращаться внутрь и порождать вихри мыслей. В Тулузе думать не хотелось. Хотелось сидеть
Некто Е. Гарсиа - Вук втайне надеялся, что по данному адресу действительно некогда проживал его умерший коллега и что кто-либо из соседей подтвердит это, - обитал в самом центре. Дом из красного кирпича под красной черепицей в окружении плотно прилегающих красных стен соседних зданий был мил и аккуратен. Окна украшались горшками с душистым табаком, на тяжёлой дубовой двери висело медное надраенное кольцо для стука. Первый этаж, как водится, был отдан на откуп пожилому ленивому консьержу.
– Мадам Гарсиа?
– переспросил он, отрываясь от чтения бумажного журнала.
– Она уехала в отпуск. Покоряет очередные снежные вершины.
– Мадам?
– повторил раздосадованный Янко, мысленно обругав себя за то, что не поинтересовался у красотки-информатора полом пассажира.
– Вы сказали - мадам?
– Может статься, и мадемуазель, - хитро прищурил глазки усатый любитель древностей.
– Но вы же понимаете, мы нынче не имеем права знать о матримониальном положении дамы. Поэтому - мадам.
Кажется, он принял Вука за незадачливого ухажёра. Вук не стал разубеждать его.
– Ну, коли мадам нет на месте, тогда прощайте, - с деланным разочарованием произнёс он.
– А ваш французский не так плох!
– поспешил утешить его консьерж.
– Передать Эстель что-нибудь?
– Нет, спасибо.
Вук пнул ногой смятую банку со вкусом номер 222 и двинул в аэропорт. Е. Гарсиа он вычеркнул вслед за Ф. Рейнгольдом. Потом решил, что не станет больше заниматься глупостями - ловить призрачных попутчиков призрачных рейсов. Ни Энди, ни Рейнгольд не летали вослед за Кудрей. Алесь утонул в результате несчастного случая, и точка. Однако в самолёте, прижавшись лбом к иллюминатору, признался себе, что никак не может в это поверить.
Вечером, наконец-то, нашёлся Серёга Тимофеев. Он сам вышел на связь, возникнув дрожащим облачком перед Вуком, когда тот запивал настоящего кролика в розмарине настоящим французским вином, прихваченном с собою в Тулузе.
– Вучо, я всё понял, - сдержанно проговорил Тимофеев.
– Я о жабе и головной боли. Ты только скажи, с тобой ничего необычного не происходило? Типа, память отказывала, или люди путались в словах?
– Был один бездомец, - начал пилот, - встретил меня, как старого знакомого, а затем...
– Извини, Вучо, жена зовёт, она неважно себя чувствует, никак не могу угодить ей. Наверное, опять в клинику поедем. Я завтра тебя найду, обсудить надо кое-что, боюсь, человечество должно крепко задуматься. Много не пей. Лучше Виссера навести.
– Ок, - согласился Вук, удивляясь схожести ситуации с Юркой Гороховым. Того тоже звали и не позволили завершить разговор сразу.
– Задуматься о чём? А зачем Виссера?
Но Тимофеев уже исчез. Допив бутылку тулузского белого, Янко повалился на обгорелый диван и долго любовался изумрудом. "Ей пойдёт", - шептал он, вглядываясь в чистейшую прозрачность камня.
Янко вышел из дому небритым, в домашней майке из "второй кожи". Неприлично? Да наплевать. Кому какое дело. В дом с пауком можно в любом виде. Где-то на дне черепной коробки попискивали остатки понятий о хорошем тоне и элементарном самоуважении, но Вуку было лень вслушиваться в их возмущённый гомон, да и зачем? До Каменностровского - рукой подать.
Марк Школьник сидел один в пустынном зале перед проектором. Начинало смеркаться, ватный сиреневый вечер наползал на окна клуба алкоголиков. Марк, сгорбившись над журналом, как ученик в старые времена, водил пальцем по экрану и что-то тихо надиктовывал.
– Хочу отчитаться, - заявил Вук, плюхаясь напротив него.
– Если, конечно, это интересно.
Марк с неподдельной радостью отложил журнал и подался вперёд, выражая готовность к восприятию информации. Янко вывалил на него точные свои дозировки, интервалы приёма и ощущения, им сопутствующие. Школьник с педантичной дотошностью вытянул из Вука тончайшие нюансы и реакции организма. Глаза его горели, сам он чуть ли не подпрыгивал от возбуждения и удовольствия.
– Прекрасный материал, коллега! Прекрасный! Благодарю. Вот, честное слово, искренне благодарю! Вы первый, кто подошёл к просьбе со всей серьёзностью. Прочие, видите ли, не слишком строго отнеслись ко всему этому - и дозы не соблюдали, и отчитываться не пожелали. Выпили, пришли за новым рецептом, и ладно, лишь бы не болело. А для меня это очень важно. Очень.
Вук, припомнив разговор с Виссером, обвинившем Школьника в тайных кознях и закулисных играх, позволил себе не согласиться, поскольку в данный момент видел перед собой увлечённого исследователя, с головой погрузившегося в тему.
– Ты готовишь диссертацию?
– пошутил Вук, не обращая внимания на манерное "выканье" и обращаясь в соответствии с традициями космической академии.
Марк неожиданно покраснел.
– Д-д-да, - выдавил он.
– Действительно, это моя диссертация. О влиянии алкоголя на боли неясной этиологии. Но, коллега, вы понимаете, мне бы не хотелось, чтобы кто-либо, будучи заинтересованным в столь щекотливой теме...
– Брось, Марк. Не мямли. Я - могила. Да и кому мне говорить?
– А Тимофеев?
– осторожно спросил Школьник.
– Он не может проявить... э-э-э... некоторое любопытство?
Вот в чём было дело! Вук с облегчением улыбнулся. Элементарная научная ревность.
– Не знаю, - сказал он.
– Мы с Сергеем давно не виделись. Но на Тенере и на борту Тимофееву это было не очень интересно. Он больше по жабам и червячкам.
Марк просиял:
– Спасибо, спасибо, коллега. И если уж вы столь ответственно подходите к общему делу, которое, я надеюсь, принесёт громадную пользу для последующих партий на Тенеру, как бы там кто не пытался скрыть сей факт, может, попробуем новую методу?