Эрагон.Наследие
Шрифт:
Откуда-то из невероятных глубин прямо к Сапфире с невероятной скоростью поднималось нечто холодное, огромное, исполненное хищного, неутолимого голода! Эрагон попытался заклятием спугнуть неведомую тварь, заставить ее повернуть назад, однако она, похоже, не замечала его усилий и казалась совершенно неуязвимой. На мгновение проникнув в лишенные света глубины сознания странного существа, Эрагон мельком успел прочесть его воспоминания о бесчисленных годах, проведенных в полном одиночестве в ледяных морских глубинах, где оно охотилось или уходило от преследования других, еще более
Эрагону стало страшно. Он уже почти выхватил из ножен Брисингр, но как раз в этот момент Сапфира окончательно вырвалась из объятий морских волн и стала быстро подниматься к облакам.
«Скорей, Сапфира! Скорей!» — мысленно кричал Эрагон.
Вдруг на том месте, где они только что были, взлетел белый от пены фонтан воды, и Эрагон успел заметить лишь две сверкающие серые челюсти, разинутые так широко, что меж ними легко мог пройти всадник вместе с конем. Челюсти были буквально усеяны сотнями сверкающих белых зубов.
Сапфира, глазами Эрагона увидев страшного преследователя, резко метнулась в сторону, уходя от разинутой пасти подводного хищника, и невольно задела крылом поверхность воды. Тут же с громким щелканьем захлопнулись чудовищные челюсти, и острые как иглы зубы морского чудовища на какой-то дюйм промахнулись мимо хвоста Сапфиры.
Хищник снова рухнул в воду, и теперь стала видна большая часть его туши и длинная, какая-то угловатая голова. Над глазами монстра торчал, как гребень, костистый нарост, из которого во все стороны вились толстые, как канат, длинные щупальца. Шея чудовища напоминала тело огромного удава и, как и все его тело, была очень гладкой и мускулистой. По обе стороны груди торчали крупные ласты, похожие на весла, которые довольно беспомощно колотили по воздуху.
Перевернувшись набок, чудовище взметнуло в воздух еще одну тучу брызг и скрылось в волнах. Перед этим Эрагон успел заглянул в его единственный, обращенный вверх, глаз, черный, как капля дегтя. В этом немигающем глазу было столько злобы, ненависти, бешеного гнева и разочарования, что Эрагона пробрал озноб, и ему вдруг захотелось оказаться где-нибудь в самом центре пустыни Хадарак, где они уж наверняка были бы в полной безопасности от этой твари, измученной многовековым голодом в своих темных глубинах.
С бешено бьющимся сердцем он сунул в ножны Брисингр и, навалившись на луку седла, спросил:
«Что это было?»
«Нидхвал», — ответил Глаэдр.
Эрагон нахмурился. Он не помнил, чтобы в Эллесмере ему доводилось читать о подобных существах.
«А что такое нидхвал?» — спросил он.
«Они крайне редки, и о них почти нигде не упоминается. В море они примерно то же самое, что фангхуры — в воздухе. Те и другие — родственники драконов. Хотя различия в их внешнем облике весьма велики. Пожалуй, нидхвалы все же ближе к драконам, чем визгливые фангхуры. Они очень умны, и у них даже есть в груди нечто, подобное Элдунари, которое, как мы полагаем, и позволяет им большую часть времени находиться не только под водой, но и на невероятной глубине».
«А они огнедышащие?»
«Нет, но, как и фангхуры, они часто используют силу мысли, желая обездвижить свою жертву. Это довелось
«Так они поедают себе подобных?!» — воскликнула Сапфира.
«Нидхвалы отнюдь не считают нас себе подобными, —. возразил Глаэдр. — Впрочем, они действительно порой поедают и своих собратьев. Кстати, именно поэтому они так редко встречаются. Они не питают ни малейшего интереса к тому, что происходит за пределами их водного царства, и каждая наша попытка вступить с ними в диалог заканчивалась неудачей. Очень странно, что мы повстречались с нидхвалом так близко от берега. В мое время они встречались только на расстоянии нескольких дней полета от суши, где море особенно глубоко. Похоже, после падения Всадников они либо слишком осмелели, либо окончательно впали в отчаяние».
Эрагону стало не по себе, когда он вспомнил свое прикосновение к сознанию нидхвала.
«Почему же ни ты, ни Оромис никогда нам о них не рассказывали?»
«Мы еще много чего тебе не рассказывали, Эрагон. Если ты помнишь, у нас тогда было слишком мало времени для того, чтобы хоть как-то вооружить тебя самыми необходимыми знаниями для борьбы с Гальбаториксом. Мы не могли тратить это драгоценное время на разговоры о всяких мрачных тварях, наводящих ужас на дальние пределы Алагейзии».
«Значит, есть и другие? Не только этот нидхвал?»
«Не очень много, но есть».
«А ты нам о них расскажешь, Эбритхиль?» — спросила Сапфира.
«Давайте договоримся так: подождем неделю, и если по-прежнему будем живы и свободны, я с удовольствием в течение последующих десяти лет буду рассказывать вам обо всех известных мне народах, включая все великое разнообразие жуков. Но до тех пор давайте сосредоточимся на нашей основной задаче. Согласны?»
Эрагон и Сапфира, хоть и без особой охоты, согласились с ним и более разговоров на эту тему не заводили.
…Встречный ветер заметно усилился, и его порывы становились все более яростными по мере того, как они подлетали все ближе к грозовому фронту; порой этот ветер настолько замедлял полет Сапфиры, что скорость ее снижалась вдвое. Время от времени ветер вдруг начинал так раскачивать ее, словно хотел опрокинуть, а иногда она словно повисала в воздухе на несколько секунд. Они, правда, всегда знали, в какой момент налетит очередной порыв ветра, потому что с высоты им было видно, как по серебристой, похожей на чешую поверхности воды к ним приближается новая воздушная волна.
С самого утра количество облаков в небе постоянно увеличивалось, и теперь, в непосредственной близости, они казались особенно грозными. Брюхо этой облачной горы было почти черным с красноватым отливом, и из этого брюха свисала завеса плотного дождя, как соединявшая грозовую тучу с морем прозрачной пуповиной. Выше грозы облака были цвета тусклого серебра, а самые их верхушки сияли ослепительным белым светом и казались твердыми, как отроги Тронжхайма. На севере, над самым центром бури, облака образовали нечто вроде гигантской плоской наковальни, тяжело повисшей над миром — казалось, сами боги выковали этот необычный гигантский инструмент для своей небесной кузницы.