Эратийские хроники. Темный гном

Лукашевич Денис

Гоблин даже не стал смотреть. Спустя мгновение он услышал громкое лошадиное ржание.

6.

– Илля-алланай! – истошно взвыл степняк, и волосяная петля аркана взлетела в воздух.

Джеремия с отчаянным воплем отпрыгнул, и веревка захлестнула горло белобрысого. Тот попытался ее сорвать, но в следующий момент всадник рванул аркан, затягивая петлю, и ополченец повалился на землю, хрипя. Что-то явственно хрустнуло – и малец обмяк. Лошадник дернул поводьями, рванул в сторону, и уже мертвец потянулся за ним по земле.

Кранг вскочил, метнул нож. Тот мелькнул серебристой рыбкой и впился в

бедро степняка, прибивая его к лошади.

Воин вскрикнул, выпустил аркан, хватаясь за торчащую из его плоти рукоятку. Но не успел. Гернор повалил его вместе с лошадью, потянув за сбрую. Оседлал и в три удара превратил узкоглазое скуластое лицо в кровавое месиво.

Кранг мотнул головой Джеремие.

– Уходим.

Гернор уже не ждал их, рванул прочь, пригибаясь к земле. Слышались гортанные степные кличи и доносился топот копыт.

Дзинькнула тетива, и стрела скользнула по длинному торчащему уху гоблина. Он споткнулся и упал, обхватив голову руками. Перед ним в поднявшейся пыли гарцевали степняки верхом на своих мохнатых лошадках. То же самое было и позади.

Гернор остановился, поднял руки. Аркан захлестнул его и повалил на землю. Тут же двое степняков на полном ходу соскочили на землю и принялись его вязать. Кранг развернулся навстречу нагонявшим его лошадникам, вскинул руки – видимо, он что-то собирался кинуть, потому что вслед за этим движением в него впилось сразу две стрелы. Сержант замер, подняв руки, сплюнул кровью на землю, измазав красным бороду, и медленно завалился назад. Джеремия замер и принялся мысленно молиться Джулии, надеясь, что она еще следит за ним и не обиделась на него из-за разбитой статуэтки. Хотя надежды на это было мало.

Рядом опустилось лошадиное копыто, сминая стебли степного ковыля. Медленно, очень медленно Джеремия повернул голову – над ним возвышалась, заслоняя солнца могучая фигура, получеловек-полуконь. Солнечные лучи слепили и не давали разглядеть лица.

– Хирра макуйлла! – хрипло сказал степняк и коротко хохотнул. В его руке было кривая сабля, но не спешил пускать ее в ход.

Клинок с легким шелестом вошел в кожаные ножны. Степняк перегнулся через седло и ухватил гоблина за длинное ухо. Джеремия дико взвыл, и даже не от боли, а от обиды, острой, будто клинок паладина. Ухо горело огнем, а ноги уже болтались в воздухе. Степняк, держа гоблина за ухо, поднес его к лицу. Ощерился щербатой ухмылкой; дохнуло гнилью из разверстого рта.

– Хирра макуйлла? – снова процедил он сквозь зубы. Вышло нечто вроде шипящего шепота, будто это произнесла змея, внезапно научившаяся говорить.

Рядом появился еще один степняк. Он рассмеялся.

– На-хирро! – И ткнул пальцем в одну голов, притороченных к его седлу. Указывал он на залитую давным-давно высохшей кровью голову Джубела – это поганую физиономию Джеремия не забыл бы никогда. – Хоблин-а.

– Хооблин! – протянул первый степняк и выпустил Глазастика.

Но тот не успел ступить и шага, как его обхватил аркан, а чьи-то сильные руки прижали его к земле и со сноровкой принялись вязать ему руки.

Джеремия не сопротивлялся и вскоре оказался рядом с Гернором. Половина лица бывшего ополченца заплыло огромным синяком, руки были крепко связаны за спиной. Длинный кожаный ремень тянулся от него к одной лошади, привязанный другим концом к высокой луке седла. Точно такой же ремень связывал Джеремию

и лошадь того самого степняка, что тягал его за ухо. Судя по его лицу, шибко довольным он не выглядел: видимо, ожидать поймать кого-то более мужественного (и человечного), а не неведомую зеленошкурую зверушку. Он с раздражением дернул за ремень, заставляя Глазастика подняться, и двинулся вперед. Рядом с гоблином поплелся и Гернор. Единственным способным открываться глазом он посмотрел на Джеремию.

– Что, гобла, исчерпалась удачка-то? Слишком много в одни руки – поглядишь, и на меня обратит внимания! – он хохотнул и тут же осекся под угрюмым взглядом раскосых глаз едущего рядом степняка.

Часть 5. Среди живых и мертвых.1-4

1.

– Слыхали, степняки погнали короля чуть ли не до самого Марана!

– Падла! Вешать таких надо!

– Погоди-то вешать! Вешать — это дело нехитрое! Г-рят, степняков была — тьма тьмущая! Наши посекли половину, а против второй половины таки и не выдюжили.

– Не выдюжили?! Ха-ха! Да почти все паладины вернулись назад — г-рят, они в битве даже не участвовали. Только мужичков положили...

– Да-а-а! Мужичков — жалко. Чуть какая беда — сразу мужичков по загривку. Графья жируют, а мужички расхлебывают. Эх, наливай давай — помянем.

– Только не чокаясь!

– Дык, само собой!..

Гурдел повернулся и вопросительно посмотрел на Геронима. Полуэльф хлебал местный горький эль, при этом он держал бокал, брезгливо отставив мизинец в сторону. Героним Аеландский, гроза всех придворных красавец и похититель фрейлинских сердец страдал. Страдал от невозможности принять ванну, сменить белье и просто от невыносимой компании глупого и прямого, как доска, тролля.

– Что?!
– буркнул полуэльф, соизволив-таки обратить внимание на своего вынужденного компаньона.

– Авось, проканает? Чай, со степняками не каждый день война. Забыли про нас, а, как думаешь?

– Ага!
– отозвался Героним с неприкрытой издевкой.
– А потом догнали, и еще раз забыли! Пойми, троллья твоя башка, Цитадель от нас так просто не отделается: паладины землю рыть будут, но найдут!

– А я здесь при каких?
– Тролль начинал злиться — его уже знатно бесило высокомерное презрение полуэльфа. Вместо того, чтобы вместе искать выход из сложившегося положения, он просто предавался пьянству и банально сидела на шее у Гурдела. Кому это понравится?

Героним пробулькал что-то невразумительное и вновь принялся за свой многонесчастный эль. Их бегство из Ведьминого Яра нельзя было назвать организованным. Хоронясь по пустынным лесным тропам, им удалось оторваться от преследователей, но вряд ли надолго. Если Гурдел еще мог в одиночку, как и любой тролль, прожить, питаясь подножным кормом и не обращая внимание на острую нехватку удобств цивилизации, то Героним, будучи утонченным ценителем комфорта был просто обузой: он не мог в одиночку выжить в лесу, не обладал выносливостью и силой тролля и не мог спокойно переносить отсутствие элементарных удобств, к коим он привык за свою жизнь в королевском дворце. Но, чего нельзя было не признать, в полуэльфе был стержень. Пока Героним Аеландский держался и это хорошо — кто знает, чего стоило ожидать впереди. Одно раздражало — неизбывное высокомерие, из-за лишений и трудностей ставшее еще язвительнее и злее.