Эратийские хроники. Темный гном
Шрифт:
Чешуйки наборного панциря, спускавшегося до пояса и еще ниже, двумя хвостами, до колен, сверкали и при каждом движении могучего тела поскрипывали. Одну руку в латной рукавице громовик положил на оголовье своего тяжелого чагаша в усыпанных драгоценностями ножнах, а второй держал под мышкой гривастый шлем с острым наносником. Пряди плюмажа из конского волоса, окрашенного в красный, свисали до самой земли, ниже сапог, укрепленных стальными пластинами.
Широкоскулое безбородое и абсолютно бесстрастное лицо, медленно повернулось из стороны в сторону. Маленькие, утонувшие под кожистой складкой черные глаза внимательно и цепко оглядели каждого в загоне.
Громовик бросил что-то короткое и емкое на королевском наречии. Ховраш, запинаясь и кряхтя, возразил. Джеремия узнал слово «добыча» и почувствовал почти умоляющий тон старика. Но громовик, не меняясь в лице, сгреб степняка, что был раза в полтора ниже его, за отворот безрукавки и швырнул в грязь. И пророкотал на грубом эратийском:
– Выввод-д’и!
– Что ж, - Гернор с готовностью поднялся, отряхнулся, похлопав себя грязными руками по грязным бокам, словно мог сделаться чище, - нам пора. Не будем заставлять господина в доспехах ждать: чую, если его настроение испортиться, нам будет очень больно.
2.
Их прогнали через весь лагерь. Степняки, наполнявшие его, ругались при их виде и швырялись грязью. Наверное, швырнули бы и какашкой, если только конский навоз не был бы здесь вместо дров.
Словно ручейки в полноводную зловонную реку, стекались небольшие группки пленных в кашлящую, стонущую, ковыляющую толпу. Сначала десяток Джеремии и Гернора, а после все больше и больше. Их окружали воины верхом на выносливых степных лошадках, в плотных кожухах, со щитами и пиками в руках, а вели бойцы из «гром-сотни», молчаливые, гремящие своими причудливыми чешуйчатыми доспехами.
Отовсюду доносились сдавленный шепот, лязг цепей, шарканье ног, громкое пыхтенье и кашель тех, кому недолго оставалось. А сверху обрушивался ливень, смывая грязь и кровь, дерьмо с ног и лиц. Джеремия задрал голову вверх, ловя ртом капли. Теплые и большие. Ветер швырял пригоршни воды в лицо и приносил с собой едкий морской аромат, который хоть на долю мгновений избавлял от неизбывной вони немытых людских тел.
– Хоть помоемся напоследок, - Гернор мерно двигал сильными челюстями, сглатывая дождевую воду, поподавшую в рот. Он даже прикрыл глаза от удовольствия. Зафыркав, он посмотрел на Глазастика: - Ну что, зеленый, кончилась наша удача. Жалею ли я об этом? Наверное, нет.
Но почему-то гоблину казалось, что все еще впереди. Пугающее чувство неизвестности подтачивало его изнутри, но это был не страх смерти. Да и смысл во всем том, что с ними произошло? Их не превратили в рабов, не забили в тех же Черных Холмах. Их гнали через всю степь, юг Восточной Эратии к побережью моря Седрэ и плавно понижающемуся к побережью Королевскому хребту. Они шли к Марану, восточным вратам Эратии.
Джеремия, следуя за кособоким ополченцем в рваном камзоле, перевалил через холм, у которого располагался лагерь ховрашей, и на миг увидел его. Могучие стены из огромных каменных блоков, плавно сменяющиеся неприступными скальными отрогами, остроконечные крыши построек, стяги и массивную башню с огромным куполом, по которому вились «бородатые» дварфские руны.
– Эк как! – воскликнул Гернор, щурясь на вершине. Он помедлил, всматриваясь в городские стены. – Восхитительный город! Все-таки, бородачи умеют строить, не то, что мы. Могет, нам еще и эскурсию устроят…
Но задние ряды напирали, и им пришлось спуститься по скользкой грязи
Нет, не очередного племени с его неумолчным шумом и гамом, бытовой суматохой, в которую лишь вплетались нотки воинской подготовки и правленного оружия. Им открылась настоящая ставка командования, годного и для Магистра Ордена Света и даже для короля всея Эратия. Вокруг невысокий частокол с широкими вратами, в которых застыли громовики с чагашами в ножнах и копьями в руках. Застывшим взором они уставились прямо перед собой, не обращая никакого внимания на грязную змею пленной толпы, медленно ползущую вдоль лагеря.
Потом были длинные шатры из черного с красным холста, перед каждым в землю были воткнуты палки с бунчуками различных цветов – знаками гром-сотен.
Каждая такая казарма наверняка могла вместить если не сотню, то где-то около того. Под навесами рядом с шатрами сидели крепкие ребята и начищали доспехи, полируя каждую чешуйку, точили оружие и чинили щиты, чуть дальше – они же безжалостно расправлялись с чучелами, набитыми соломой и опилками. А за частоколом, по ту сторону лагеря виднелся табун отборных лошадей, высоких и крепких, совсем не похожих на степных пони.
А в середине круга казарм возвышался огромный шатер из потемневшего от дождя шелка, вход в который был завешан шкурами и коврами. Джеремия оглядел его, облизнулся и пошел дальше. Следом за остальными, к группке громовиков.
По толпе пробежалась команда, и люди, качнувшись было вперед, остановились. Не сразу, но достаточно оперативно, чтобы конвой не приступил к наказанию нерасторопных. От громовиков отделился один всадник. Он был в плаще и сильно отличался от остальных.
Мохнатый мех ложился на плечи, словно облитые металлом. У воина тоже был чешуйчатый доспех, но каждое звено было таким маленьким, что латы облегали поджарое тело, словно вторая кожа. Змеиная кожа. Подпоясан он был красным кушаком, из-за которого торчала рукоять не чагаша, а самого настоящего меча, только более узкого, чем те, которые привык видеть Джеремия у дружинников. Тем не менее, был и чагаш с изогнутой в виде обнаженной женской фигуры рукоятью в изукрашенных ножнах, притороченных к седлу великолепного опалового скакуна.
Доспехи поднимались высоким металлическим воротником на жестких сочленениях и заканчивались под самым подбородком, но затылок был закрыт металлической чешуей почти полностью, правда, двигаться она совсем не мешала. Воин легко повернул голову, оглядывая пленных. Вода стекала по красивому гладкому лице с чуть раскосыми глазами. В нем было грубых черт громовиков и, тем более, ранних морщин, к которым были склонны все степняки. В воине чувствовалась стать и порода.
Джеремия невольно сглотнул: перед ними гарцевал на коне сам грозный га’хан, степной царь и объединитель сотен племен Великой Степи, а теперь еще и победитель войск эратийского короля.
Он смахнул пряди длинных черных волос, липнувших к мокрой щеке, звенья диковинной брони заиграли разноцветьем, словно каждая чешуйка была драгоценным камнем.
– Свобода! – Голос у га’хана был чистый, приятный и чуть хрипловатый. По таким голосам сохли все женщины. В том числе, и гоблинские. И при этом степняк говорил на чистейшем всеобщем без всяких рычащих степных согласных. – Что вы знаете о свободе, черви? Достойны ли свободы?
Пленные молчали, угрюмо уставившись на степного царя.